Книга "БЕСЫ". Страница 22
говорю, а трезвый он и сам об этом прималчивает. Человек раздражительный и,как бы так сказать, военно-эстетический, но дурного только вкуса. Асестрица эта не только сумасшедшая, но даже хромоногая. Была будто быкем-то обольщена в своей чести, и за это вот господин Лебядкин, уже многиегоды, будто бы с обольстителя ежегодную дань берет, в вознаграждениеблагородной обиды, так по крайней мере из его болтовни выходит - апо-моему, пьяные только слова-с. Просто хвастается. Да и делается этогораздо дешевле. А что суммы у него есть, так это совершенно уж верно;полторы недели назад на босу ногу ходил, а теперь, сам видел, сотни вруках. У сестрицы припадки какие-то ежедневные, визжит она, а он-то ее "впорядок приводит" нагайкой. В женщину, говорит, надо вселять уважение. Вотне пойму, как еще Шатов над ними уживается. Алексей Нилыч только три денькаи простояли с ними, еще с Петербурга были знакомы, а теперь флигелек отбеспокойства занимают
- Это вс¬ правда? - обратился Степан Трофимович к инженеру
- Вы очень болтаете, Липутин, - пробормотал тот гневно
- Тайны, секреты! Откуда у нас вдруг столько тайн и секретов явилось! - несдерживая себя, восклицал Степан Трофимович
Инженер нахмурился, покраснел, вскинул плечами и пошел было из комнаты
- Алексей Нилыч даже нагайку вырвали-с, изломали и в окошко выбросили иочень поссорились, - прибавил Липутин
- Зачем вы болтаете, Липутин, это глупо, зачем? - мигом повернулся опятьАлексей Нилыч
- Зачем же скрывать, из скромности, благороднейшие движения своей души,то-есть вашей души-с, я не про свою говорю
- Как это глупо... и совсем ненужно... Лебядкин глуп и совершенно пустой и для действия бесполезный и... совершенно вредный. Зачем вы болтаетеразные вещи? Я ухожу
- Ах как жаль, - воскликнул Липутин с ясною улыбкой, - а то бы я вас,Степан Трофимович, еще одним анекдотцем насмешил-с. Даже и шел с темнамерением, чтобы сообщить, хотя вы впрочем наверно уж и сами слышали. Ну,да уж в другой раз, Алексей Нилыч так торопятся... До свиданья-с. СВарварой Петровной анекдотик-то вышел, насмешила она меня третьего дня,нарочно за мной посылала, просто умора. До свиданья-с
Но уж тут Степан Трофимович так и вцепился в него: он схватил его за плечи,круто повернул назад в комнату и посадил на стул. Липутин даже струсил
- Да как же-с? - начал он сам, осторожно смотря на Степана Трофимовича ссвоего стула. - вдруг призвали меня и спрашивают "конфиденциально", как ядумаю в собственном мнении: помешан ли Николай Всеволодович или в своемуме? Как же не удивительно?- Вы с ума сошли! - пробормотал Степан Трофимович, и вдруг точно вышел изсебя:- Липутин, вы слишком хорошо знаете, что только затем и пришли, чтобысообщить какую-нибудь мерзость в этом роде и... еще что-нибудь хуже!В один миг припомнилась мне его догадка о том, что Липутин знает в нашемделе не только больше нашего, но и еще что-нибудь, чего мы сами никогда неузнаем
- Помилуйте, Степан Трофимович! - бормотал Липутин будто бы в ужасномиспуге, - помилуйте..
- Молчите и начинайте! Я вас очень прошу, господин Кириллов, тожеворотиться и присутствовать, очень прошу! Садитесь. А вы, Липутин,начинайте прямо, просто... и без малейших отговорок!- Знал бы только, что это вас так фрапирует, так я бы совсем и неначал-с... А рF2о ведь думал, что вам уже вс¬ известно от самой ВарварыПетровны!- Совсем вы этого не думали! Начинайте, начинайте же, говорят вам!- Только сделайте одолжение, присядьте уж и сами, а то что же я будусидеть, а вы в таком волнении будете передо мною... бегать. Нескладновыйдет-с
Степан Трофимович сдержал себя и внушительно опустился в кресло. Инженерпасмурно наставился в землю. Липутин с неистовым наслаждением смотрел наних
- Да что же начинать... так сконфузили..
VI
- Вдруг третьего дня, присылают ко мне своего человека: просят дескатьпобывать вас завтра в двенадцать часов. Можете представить? Я дело бросил,и вчера ровнешенько в полдень звоню. Вводят меня в гостиную; подождал сминутку - вышли; посадили, сами напротив сели. Сижу и верить отказываюсь;сами знаете, как она меня всегда третировала! Начинают прямо без изворотов,по их всегдашней манере: Вы помните, говорит, что четыре года назад НиколайВсеволодович, будучи в болезни, сделал несколько странных поступков, такчто недоумевал весь город, пока вс¬ объяснилось. Один из этих поступковкасался вас лично. Николай Всеволодович тогда к вам заезжал повыздоровлении и по моей просьбе. Мне известно тоже, что он и прежденесколько раз с вами разговаривал. Скажите откровенно и прямодушно, каквы... (тут замялись немного) - как вы находили тогда НиколаяВсеволодовича... Как вы смотрели на него вообще... какое мнение о нем моглисоставить и... теперь имеете?.
Тут уж совершенно замялись, так что даже переждали полную минутку и вдругпокраснели. Я перепугался. Начинают опять не то, чтобы трогательным, к нимэто нейдет, а таким внушительным очень тоном:- "Я желаю, говорит, чтобы вы меня хорошо и безошибочно, говорит, поняли. Япослала теперь за вами, потому что считаю вас прозорливым и остроумнымчеловеком, способным составить верное наблюдение (каковы комплименты!). Вы,говорит, поймете конечно и то, что с вами говорит мать... НиколайВсеволодович испытал в жизни некоторые несчастия и многие повороты. Вс¬это, говорит, могло повлиять на настроение ума его. Разумеется, говорит, яне говорю про помешательство, этого никогда быть не может! (твердо и сгордостию высказано). Но могло быть нечто странное, особенное, некоторыйоборот мыслей, наклонность к некоторому особому воззрению (вс¬ это точныеслова их, и я подивился, Степан Трофимович, с какою точностию ВарвараПетровна умеет объяснять дело. Высокого ума дама!). По крайней мере,говорит, я сама заметила в нем некоторое постоянное беспокойство истремление к особенным наклонностям. Но я мать, а вы человек посторонний,значит, способны, при вашем уме, составить более независимое мнение. Умоляювас, наконец (так и было выговорено: умоляю), сказать мне всю правду, безовсяких ужимок, и если вы при этом дадите мне обещание не забыть потомникогда, что я говорила с вами конфиденциально, то можете ожидать моейсовершенной и впредь всегдашней готовности отблагодарить вас при всякойвозможности". Ну-с, каково-с!- Вы... вы так фрапировали меня... - пролепетал Степан Трофимович, - что явам не верю..
- Нет заметьте, заметьте, - подхватил Липутин, как бы и не слыхав СтепанаТрофимовича, - каково же должно быть волнение и беспокойство, когда с такимвопросом обращаются с такой высоты к такому человеку, как я, да ещеснисходят до того, что сами просят секрета. Это что же-с? Уж не получили лиизвестий каких-нибудь о Николае Всеволодовиче неожиданных?- Я не знаю... известий никаких... я несколько дней не видался, но... нозамечу вам... - лепетал Степан Трофимович, видимо едва справляясь со своимимыслями, - но замечу вам, Липутин, что если вам передано конфиденциально, авы теперь при всех..
- Совершенно конфиденциально! Да разрази меня бог, если я... А колиздесь... так ведь что же-с? Разве мы чужие, взять даже хоть бы и АлексеяНилыча?- Я такого воззрения не разделяю; без сомнения, мы здесь трое сохранимсекрет, но вас, четвертого, я боюсь и не верю вам ни в чем!- Да что вы это-с? Да я пуще всех заинтересован, ведь мне вечнаяблагодарность обещана! А вот я именно хотел, по сему же поводу, начрезвычайно странный случай один указать, более так-сказать
