Книга "БЕСЫ". Страница 77
десять, все опять разместились, но прежнего порядка уже не восстановлялось
И вот в этот-то начинающийся хаос и попал бедный Степан Трофимович..
IV
Я однако сбегал к нему еще раз за кулисы и успел предупредить, вне себя,что, по моему мнению, вс¬ лопнуло и что лучше ему вовсе не выходить, асейчас же уехать домой, отговорившись хоть холериной, а я бы тоже скинулбант и с ним отправился. Он в это мгновение проходил уже на эстраду, вдругостановился, оглядел меня высокомерно с головы до ног и торжественнопроизнес:- Почему же вы считаете меня, милостивый государь, способным на подобнуюнизость?Я отступил. Я убежден был как дважды два, что без катастрофы он оттуда невыйдет. Между тем как я стоял в полном унынии, предо мною мелькнула опятьфигура приезжего профессора, которому очередь была выходить после СтепанаТрофимовича и который давеча вс¬ поднимал вверх и опускал со всего размахукулак. Он вс¬ еще так же расхаживал взад и вперед, углубившись в себя ибормоча что-то себе под нос с ехидною, но торжествующею улыбкой. Я как-топочти без намерения (дернуло же меня и тут) подошел и к нему:- Знаете, - сказал я, - по многим примерам, если читающий держит публикуболее двадцати минут, то она уже не слушает. Полчаса никакая дажезнаменитость не продержится..
Он вдруг остановился и даже как бы весь затрясся от обиды. Необъятноевысокомерие выразилось в его лице
- Не беспокойтесь, - пробормотал он презрительно и прошел мимо. В этуминуту раздался в зале голос Степана Трофимовича
"Э, чтобы вас всех!" подумал я и побежал в залу
Степан Трофимович уселся в кресла, еще среди остававшегося беспорядка. Впередних рядах его видимо встретили нерасположенные взгляды. (В клубе его впоследнее время как-то перестали любить и гораздо меньше прежнего уважали.)Впрочем и то уж было хорошо, что не шикали. Странная была у меня идея ещесо вчерашнего дня: мне вс¬ казалось, что его тотчас же освищут, лишь толькоон покажется. А между тем его не сейчас даже и приметили за некоторымостававшимся беспорядком. И на что мог надеяться этот человек, если уж сКармазиновым так поступили? Он был бледен; десять лет не являлся он предпубликой. По волнению и по всему слишком мне в нем знакомому, для меня яснобыло, что и сам он смотрит на теперешнее появление свое на эстраде как нарешение судьбы своей или в роде того. Вот этого-то я и боялся. Дорог мнебыл этот человек. И что же сталось со мной, когда он отверз уста, и яуслышал его первую фразу!- Господа! - произнес он вдруг, как бы решившись на вс¬, и в то же времяпочти срывавшимся голосом: - Господа! Еще сегодня утром лежала предо мноюодна из недавно разбросанных здесь беззаконных бумажек, и я в сотый раззадавал себе вопрос: "в чем ее тайна?"Вся зала разом притихла, все взгляды обратились к нему, иные с испугом
Нечего сказать, умел заинтересовать с первого слова. Даже из-за кулисвыставились головы; Липутин и Лямшин с жадностию прислушивались. ЮлияМихайловна опять замахала мне рукой:- Остановите, во что бы ни стало остановите! - прошептала она в тревоге. Ятолько пожал плечами; разве можно было остановить человека решившегося?Увы, я понял Степана Трофимовича
- Эге, о прокламациях! - зашептали в публике; вся зала шевельнулась
- Господа, я разрешил всю тайну. Вся тайна их эффекта - в их глупости!(Глаза его засверкали.) - Да, господа, будь это глупость умышленная,поддельная из расчета, - о это было бы даже гениально! Но надо отдать имполную справедливость: они ничего не подделали. Это самая обнаженная, самаяпростодушная, самая коротенькая глупость, - c'est la b[ECIRC]tise dans sonessence la plus pure, quelque chose comme un simple chimique. Будь это хотькаплю умнее высказано, и всяк увидал бы тотчас всю нищету этой коротенькойглупости. Но теперь все останавливаются в недоумении: никто не верит, чтобэто было так первоначально глупо. "Не может быть, чтоб тут ничего больше небыло", говорит себе всякий и ищет секрета, видит тайну, хочет прочестьмежду строчками, - эффект достигнут! О, никогда еще глупость не получалатакой торжественной награды, несмотря на то, что так часто еезаслуживала... Ибо, en parenth[EGRAVE]se, глупость, как и высочайший гений,одинаково полезны в судьбах человечества..
- Каламбуры сороковых годов! - послышался чей-то весьма впрочем скромный,голос, но вслед за ним вс¬ точно сорвалось; зашумели и загалдели
- Господа, ура! Я предлагаю тост за глупость! - прокричал СтепанТрофимович, уже в совершенном исступлении, бравируя залу
Я подбежал к нему как бы под предлогом налить ему воды
- Степан Трофимович, бросьте, Юлия Михайловна умоляет..
- Нет, бросьте вы меня, праздный молодой человек! - накинулся он на меня вовесь голос. Я убежал. - Messieurs! - продолжал он, - к чему волнение, кчему крики негодования, которые слышу? Я пришел с оливною ветвию. Я принеспоследнее слово, ибо в этом деле обладаю последним словом - и мы помиримся
- Долой! - кричали одни
- Тише, дайте сказать, дайте высказаться, - вопила другая часть. Особенноволновался юный учитель, который, раз осмелившись заговорить, как будто ужене мог остановиться
- Messieurs, последнее слово этого дела - есть всепрощение. Я, отжившийстарик, я объявляю торжественно, что дух жизни веет попрежнему, и живаясила не иссякла в молодом поколении. Энтузиазм современной юности так жечист и светел как и наших времен. Произошло лишь одно: перемещение целей,замещение одной красоты другою! Вс¬ недоумение лишь в том, что прекраснее:Шекспир или сапоги, Рафаэль или петролей?- Это донос? - ворчали одни
- Компрометирующие вопросы!- Agent-provocateur!- А я объявляю, - в последней степени азарта провизжал Степан Трофимович, а я объявляю, что Шекспир и Рафаэль - выше освобождения крестьян, вышенародности, выше социализма, выше юного поколения, выше химии, выше почтивсего человечества, ибо они уже плод, настоящий плод всего человечества иможет быть высший плод, какой только может быть! Форма красоты ужедостигнутая, без достижения которой я, может, и жить-то не соглашусь... Обоже! - всплеснул он руками, - десять лет назад я точно так же кричал вПетербурге, с эстрады, точно то же и теми словами, и точно так же они непонимали ничего, смеялись и шикали, как теперь; коротенькие люди, чего вамнедостает, чтобы понять? Да знаете ли, знаете ли вы, что без англичанинаеще можно прожить человечеству, без Германии можно, без русского человекаслишком возможно, без науки можно, без хлеба можно, без одной толькокрасоты невозможно, ибо совсем нечего будет делать на свете! Вся тайна тут,вся история тут! Сама наука не простоит минуты без красоты, - знаете ли выпро это, смеющиеся, - обратится в хамство, гвоздя не выдумаете!.. Неуступлю! - нелепо прокричал он в заключение и стукнул изо всей силы постолу кулаком
Но покамест он визжал без толку и без порядку, нарушался порядок и в зале
Многие повскочили с мест, иные хлынули вперед, ближе к эстраде. Вообще вс¬это произошло гораздо быстрее, чем я описываю, и мер не успели принять
Может тоже и не хотели
- Хорошо вам на всем на готовом, баловники! - проревел у самой эстрады тотже семинарист, с удовольствием скаля зубы на Степана Трофимовича. Тотзаметил и подскочил к самому краю:- Не я ли, не я ли сейчас объявил, что энтузиазм в молодом поколении так жечист и светел как был, и что оно погибает, ошибаясь лишь в формахпрекрасного! Мало вам? И если взять, что провозгласил это убитый,оскорбленный отец, то неужели, - о коротенькие, - неужели можно стать вышев беспристрастии и спокойствии взгляда?.. Неблагодарные..
несправедливые... для чего, для чего вы не хотите мириться!.
И он вдруг зарыдал истерически. Он утирал пальцами текущие слезы. Плечи игрудь его сотрясались от рыданий... Он забыл вс¬ на свете
