Книга "Игрок". Страница 6
объяснил мистер Астлей, который целое утро простоял у игорных столов, носам не поставил ни разу. Что же касается до меня, то я весь проигрался дотла и очень скоро. Я прямо сразу поставил на четку двадцать фридрихсдоров ивыиграл, поставил пять и опять выиграл и таким образом еще раза два илитри. Я думаю, у меня сошлось в руках около четырехсот фридрихсдоров вкакие-нибудь пять минут. Тут бы мне и отойти, но во мне родилось какое-тостранное ощущение, какой-то вызов судьбе, какое-то желание дать ей щелчок,выставить ей язык. Я поставил самую большую позволенную ставку, в четыретысячи гульденов, и проиграл. Затем, разгорячившись, вынул все, что у меняоставалось, поставил на ту же ставку и проиграл опять, после чего отошел отстола, как оглушенный. Я даже не понимал, что это со мною было, и объявил омоем проигрыше Полине Александровне только пред самым обедом. До тоговремени я все шатался в парке
За обедом я был опять в возбужденном состоянии, так же как и три днятому назад. Француз и m-lle Blanche опять обедали с нами. Оказалось, чтоm-lle Blanche была утром в игорных залах и видела мои подвиги. В этот разона заговорила со мною как-то внимательнее. Француз пошел прямее и простоспросил меня, неужели я проиграл свои собственные деньги? Мне кажется, онподозревает Полину. Одним словом, тут что-то есть. Я тотчас же солгал исказал, что свои
Генерал был чрезвычайно удивлен: откуда я взял такие деньги? Яобъяснил, что начал с десяти фридрихсдоров, что шесть или семь ударовсряду, надвое, довели меня до пяти или до шести тысяч гульденов и что потомя все спустил с двух ударов
Все это, конечно, было вероятно. Объясняя это, я посмотрел на Полину,но ничего не мог разобрать в ее лице. Однако ж она мне дала солгать и непоправила меня; из этого я заключил, что мне и надо было солгать и скрыть,что я играл за нее. Во всяком случае, думал я про себя, она обязана мнеобъяснением и давеча обещала мне кое-что открыть
Я думал, что генерал сделает мне какое-нибудь замечание, но онпромолчал; зато я заметил в лице его волнение и беспокойство. Может быть,при крутых его обстоятельствах ему просто тяжело было выслушать, что такаяпочтительная груда золота пришла и ушла в четверть часа у такогонерасчетливого дурака, как я
Я подозреваю, что у него вчера вечером вышла с французом какая-тожаркая контра. Они долго и с жаром говорили о чем-то, запершись. Французушел как будто чем-то раздраженный, а сегодня рано утром опять приходил кгенералу - и, вероятно, чтоб продолжать вчерашний разговор
Выслушав о моем проигрыше, француз едко и даже злобно заметил мне, чтонадо было быть благоразумнее. Не знаю, для чего он прибавил, что хотьрусских и много играет, но, по его мнению, русские даже и играть неспособны
- А по моему мнению, рулетка только и создана для русских, - сказал я,и когда француз на мой отзыв презрительно усмехнулся, я заметил ему, что,уж конечно, правда на моей стороне, потому что, говоря о русских как обигроках, я гораздо более ругаю их, чем хвалю, и что мне, стало быть, можноверить
- На чем же вы основываете ваше мнение? - спросил француз
- На том, что в катехизис добродетелей и достоинств цивилизованногозападного человека вошла исторически и чуть ли не в виде главного пунктаспособность приобретения капиталов. А русско9 не только не способенприобретать капиталы, но даже и расточает их как-то зря и безобразно. Темне менее нам, русским, деньги тоже нужны, - прибавил я, - а следственно, мыочень рады и очень падки на такие способы, как например рулетки, где можноразбогатеть вдруг, в два часа, не трудясь. Это нас очень прельщает; а таккак мы и играем зря, без труда, то и проигрываемся!
- Это отчасти справедливо, - заметил самодовольно француз
- Нет, это несправедливо, и вам стыдно так отзываться о своемотечестве, - строго и внушительно заметил генерал
- Помилуйте, - отвечал я ему, - ведь, право, неизвестно еще, что гаже:русское ли безобразие или немецкий способ накопления честным трудом?
- Какая безобразная мысль! - воскликнул генерал
- Какая русская мысль! - воскликнул француз
Я смеялся, мне ужасно хотелось их раззадорить
- А я лучше захочу всю жизнь прокочевать в киргизской палатке, вскричал я, - чем поклоняться немецкому идолу
- Какому идолу? - вскричал генерал, уже начиная серьезно сердиться
- Немецкому способу накопления богатств. Я здесь недолго, но, однакож, все-таки, что я здесь успел подметить и проверить, возмущает моютатарскую породу. Ей богу, не хочу таких добродетелей! Я здесь успел ужевчера обойти верст на десять кругом. Ну, точь-в-точь то же самое, как внравоучительных немецких книжечках с картинками: есть здесь везде у них вкаждом доме свой фатер10, ужасно добродетельный и необыкновенно честный. Ужтакой честный, что подойти к нему страшно. Терпеть не могу честных людей, ккоторым подходить страшно. У каждого эдакого фатера есть семья, и повечерам все они вслух поучительные книги читают. Над домиком шумят вязы икаштаны. Закат солнца, на крыше аист, и все необыкновенно поэтическое итрогательное..
-------
10 фатер (нем. - Vater) - отец
- Уж вы не сердитесь, генерал, позвольте мне рассказатьпотрогательнее. Я сам помню, как мой отец, покойник, тоже под липками, впалисаднике, по вечерам вслух читал мне и матери подобные книжки... Я ведьсам могу судить об этом как следует. Ну, так всякая эдакая здешняя семья вполнейшем рабстве и повиновении у фатера. Все работают, как волы, и всекопят деньги, как жиды. Положим, фатер скопил уже столько-то гульденов ирассчитывает на старшего сына, чтобы ему ремесло аль землишку передать; дляэтого дочери приданого не дают, и она остается в девках. Для этого жемладшего сына продают в кабалу аль в солдаты и деньги приобщают к домашнемукапиталу. Право, это здесь делается; я расспрашивал. Все это делается неиначе, как от честности, от усиленной честности, до того, что и младшийпроданный сын верует, что его не иначе, как от честности, продали, - а ужэто идеал, когда сама жертва радуется, что ее на заклание ведут. Что жедальше? Дальше то, что и старшему тоже не легче: есть там у него такаяАмальхен, с которою он сердцем соединился, - но жениться нельзя, потому чтогульденов еще столько не накоплено. Тоже ждут благонравно и искренно и сулыбкой на заклание идут. У Амальхен уж щеки ввалились, сохнет. Наконец,лет через двадцать, благосостояние умножилось; гульдены честно идобродетельно скоплены. Фатер благословляет сорокалетнего старшего итридцатипятилетнюю Амальхен, с иссохшей грудью и красным носом... При этомплачет, мораль читает и умирает. Старший превращается сам в добродетельногофатера, и начинается опять та же история. Лет эдак чрез пятьдесят или чрезсемьдесят внук первого фатера действительно уже осуществляет значительныйкапитал и передает своему сыну, тот своему, тот своему, и поколений чрезпять или шесть выходит сам барон Ротшильд или Гоппе и Комп., или там чертзнает кто. Ну-с, как же не величественное зрелище: столетний илидвухсотлетний преемственный труд, терпение, ум, честность, характер,твердость, расчет, аист на крыше! Чего же вам еще, ведь уж выше этого нетничего, и с этой точки они сами начинают весь мир судить и виновных, тоесть чуть-чуть на них не похожих, тотчас же казнить. Ну-с, так вот в чемдело: я уж лучше хочу дебоширить по-русски или разживаться на рулетке. Нехочу я быть Гоппе и Комп. чрез пять поколений. Мне деньги нужны для менясамого, а я не считаю всего себя чем-то необходимым и придаточным ккапиталу. Я знаю, что я ужасно наврал, но пусть так оно и будет. Таковы моиубеждения
- Не знаю, много ли правды в том, что вы говорили, - задумчиво заметилгенерал, - но знаю наверное, что вы нестерпимо начинаете форсить, чуть лишьвам капельку позволят забыться..
По обыкновению своему, он не договорил. Если наш генерал начинал очем-нибудь говорить, хотя капельку позначительнее обыкновенного обыденногоразговора, то никогда не договаривал. Француз небрежно слушал, немноговыпучив глаза. Он почти ничего не понял из того, что я говорил. Полинасмотрела с каким-то высокомерным равнодушием. Казалось, она не только меня,но и ничего не слыхала из сказанного в этот раз за столом
Глава V
Она была в необыкновенной задумчивости, но тотчас по выходе из-застола велела мне сопровождать себя на прогулку. Мы взяли детей и
