Школьная библиотека

Только в одиннадцать часов я воротился домой. Тотчас же за мноюприслали от генерала

Наши в отеле занимают два номера; у них четыре комнаты. Первая большая, - салон, с роялем. Рядом с нею тоже большая комната - кабинетгенерала. Здесь ждал он меня, стоя среди кабинета в чрезвычайновеличественном положении. Де-Грие сидел, развалясь на диване

- Милостивый государь, позвольте спросить, что вы наделали? - началгенерал, обращаясь ко мне

- Я бы желал, генерал, чтобы вы приступили прямо к делу, - - сказал я

- Вы, вероятно, хотите говорить о моей встрече сегодня с одним немцем?

- С одним немцем?! Этот немец - барон Вурмергельм и важное лицо-с! Вынаделали ему и баронессе грубостей

- Никаких

- Вы испугали их, милостивый государь, - крикнул генерал

- Да совсем же нет. Мне еще в Берлине запало в ухо беспрерывноповторяемое ко всякому слову "ja wohl", которое они так отвратительнопротягивают. Когда я встретился с ним в аллее, мне вдруг это "ja wohl", незнаю почему, вскочило на память, ну и подействовало на меняраздражительно... Да к тому же баронесса вот уж три раза, встречаясь сомною, имеет обыкновение идти прямо на меня, как будто бы я был червяк,которого можно ногою давить. Согласитесь, я тоже могу иметь свое самолюбие

Я снял шляпу и вежливо (уверяю вас, что вежливо) сказал: " Madame, j'ail'honneur d'etre votre esclave". Когда барон обернулся и закричал "гейн!" меня вдруг так и подтолкнуло тоже закричать: "Ja wohl!" Я и крикнул двараза: первый раз обыкновенно, а второй - протянув изо всей силы. Вот и все

Признаюсь, я ужасно был рад этому в высшей степени мальчишескомуобъяснению. Мне удивительно хотелось размазывать всю эту историю как можнонелепее

И чем далее, тем я более во вкус входил

- Вы смеетесь, что ли, надо мною, - крикнул генерал. Он обернулся кфранцузу и по-французски изложил ему, что я решительно напрашиваюсь наисторию. Де-Грие презрительно усмехнулся и пожал плечами

- О, не имейте этой мысли, ничуть не бывало! - вскричал я генералу, мой поступок, конечно, нехорош, я в высшей степени откровенно вам сознаюсьв этом. Мой поступок можно назвать даже глупым и неприличнымшкольничеством, но - не более. И знаете, генерал, я в высшей степенираскаиваюсь. Но тут есть одно обстоятельство, которое в моих глазах почтиизбавляет меня даже и от раскаяния. В последнее время, эдак недели две,даже три, я чувствую себя нехорошо: больным, нервным, раздражительным,фантастическим и, в иных случаях, теряю совсем над собою волю. Право, мнеиногда ужасно хотелось несколько раз вдруг обратиться к маркизу Де-Гриеи... А впрочем, нечего договаривать; может, ему будет обидно. Одним словом,это признаки болезни. Не знаю, примет ли баронесса Вурмергельм во вниманияэто обстоятельство, когда я буду просить у нее извинения (потому что янамерен просить у нее извинения)? Я полагаю, не примет, тем более что,сколько известно мне, этим обстоятельством начали в последнее времязлоупотреблять в юридическом мире: адвокаты при уголовных процессах сталивесьма часто оправдывать своих клиентов, преступников, тем, что они вмомент преступления ничего не помнили и что это будто бы такая болезнь

"Прибил, дескать, и ничего не помнит". И представьте себе, генерал,медицина им поддакивает - действительно подтверждает, что бывает такаяболезнь, такое временное помешательство, когда человек почти ничего непомнит, или полупомнит, или четверть помнит. Но барон и баронесса - людипоколения старого, притом прусские юнкеры и помещики. Им, должно быть, этотпрогресс в юридически-медицинском мире еще неизвестен, а потому они и непримут моих объяснений. Как вы думаете, генерал?

- Довольно, сударь! - резко и с сдержанным негодованием произнесгенерал, - довольно! Я постараюсь раз навсегда избавить себя от вашегошкольничества. Извиняться перед баронессою и бароном вы не будете. Всякиесношения с вами, даже хотя бы они состояли единственно в вашей просьбе опрощении, будут для них слишком унизительны. Барон, узнав, что выпринадлежите к моему дому, объяснялся уж со мною в воксале и, признаюсьвам, еще немного, и он потребовал бы у меня удовлетворения. Понимаете ливы, чему подвергали вы меня, - меня, милостивый государь? Я, я принужденбыл просить у барона извинения и дал ему слово, что немедленно, сегодня же,вы не будете принадлежать к моему дому..

- Позвольте, позвольте, генерал, так это он сам непременно потребовал,чтоб я не принадлежал к вашему дому, как вы изволите выражаться?

- Нет; но я сам почел себя обязанным дать ему это удовлетворение, и,разумеется, барон остался доволен. Мы расстаемся, милостивый государь. Вамследует дополучить с меня эти четыре фридрихсдора и три флорина на здешнийрасчет. Вот деньги, а вот и бумажка с расчетом; можете это проверить

Прощайте. С этих пор мы чужие. Кроме хлопот и неприятностей, я не видал отвас ничего. Я позову сейчас кельнера и объявлю ему, что с завтрашнего дняне отвечаю за ваши расходы в отеле. Честь имею пребыть вашим слугою

Я взял деньги, бумажку, на которой был карандашом написан расчет,поклонился генералу и весьма серьезно сказал ему:

- Генерал, дело так окончиться не может. Мне очень жаль, что выподвергались неприятностям от барона, но - извините меня - виною этому высами. Каким образом взяли вы на себя отвечать за меня барону? Что значитвыражение, что я принадлежу к вашему дому? Я просто учитель в вашем доме, итолько. Я не сын родной, не под опекой у вас, и за поступки мои вы неможете отвечать. Я сам - лицо юридически компетентное. Мне двадцать пятьлет, я кандидат университета, я дворянин, я вам совершенно чужой. Толькоодно мое безграничное уважение к вашим достоинствам останавливает меняпотребовать от вас теперь же удовлетворения и дальнейшего отчета в том, чтовы взяли на себя право за меня отвечать

Генерал был до того поражен, что руки расставил, потом вдругоборотился к французу и торопливо передал ему, что я чуть не вызвал егосейчас на дуэль. Француз громко захохотал

- Но барону я спустить не намерен, - продолжал я с полнымхладнокровием, нимало не смущаясь смехом мсье Де-Грие, - и так как вы,генерал, согласившись сегодня выслушать жалобы барона и войдя в егоинтерес, поставили сами себя как бы участником во всем этом деле, то ячесть имею вам доложить, что не позже как завтра поутру потребую у барона,от своего имени, формального объяснения причин, по которым он, имея дело сомною, обратился мимо меня к другому лицу, точно я не мог или был недостоинотвечать ему сам за себя

Что я предчувствовал, то и случилось. Генерал, услышав эту новуюглупость, струсил ужасно

- Как, неужели вы намерены еще продолжать это проклятое дело! вскричал он, - но что ж со мной-то вы делаете, о господи! Не смейте, несмейте, милостивый государь, или, клянусь вам!.. здесь есть тоженачальство, и я... я... одним словом, по моему чину... и барон тоже..

одним словом, вас заарестуют и вышлют отсюда с полицией, чтоб вы небуянили! Понимаете это-с! - И хоть ему захватило дух от гнева, но все-такион трусил ужасно

- Генерал, - отвечал я с нестерпимым для него спокойствием, заарестовать нельзя за буйство прежде совершения буйства. Я еще не начиналмоих объяснений с бароном, а вам еще совершенно неизвестно, в каком виде ина каких основаниях я намерен приступить к этому делу. Я желаю толькоразъяснить обидное для меня предположение, что я нахожусь под опекой улица, будто бы имеющего власть над моей свободной волею. Напрасно вы таксебя тревожите и беспокоите

- Ради бога, ради бога, Алексей Иванович, оставьте это бессмысленноенамерение! - бормотал генерал, вдруг изменяя свой разгневанный тон наумоляющий и даже схватив меня за руки. - Ну, представьте, что из этоговыйдет? опять неприятность! Согласитесь сами, я должен здесь держать себяособенным образом, особенно теперь!.. особенно теперь!.. О, вы не знаете,не знаете всех моих обстоятельств!.. Когда мы отсюда поедем, я готов опятьпринять вас к себе. Я теперь только так, ну, одним словом, - ведь выпонимаете же причины! - вскричал он отчаянно, - Алексей Иванович, АлексейИванович!.

Ретируясь к дверям, я еще раз усиленно просил его не беспокоиться,обещал, что все обойдется хорошо и прилично, и поспешил выйти

Иногда русские за границей бывают слишком трусливы и ужасно боятся