Книга "Игрок". Страница 30
флоринов; вдруг, тремя несчастными ударами, спустил из них двенадцать;потом двинул последние четыре тысячи на "passe" (но уж почти ничего неощущал при этом; я только ждал, как-то механически, без мысли) - и опятьвыиграл; затем выиграл еще четыре раза сряду. Помню только, что я забиралденьги тысячами; запоминаю я тоже, что чаще всех выходили двенадцатьсредних, к которым я и привязался. Они появлялись как-то регулярно непременно раза три, четыре сряду, потом исчезали на два раза и потомвозвращались опять раза на три или на четыре кряду. Эта удивительнаярегулярность встречается иногда полосами - и вот это-то и сбивает с толкузаписных игроков, рассчитывающих с карандашом в руках. И какие здесьслучаются иногда ужасные насмешки судьбы!
Я думаю, с моего прибытия времени прошло не более получаса. Вдругкрупер уведомил меня, что я выиграл тридцать тысяч флоринов, а так как банкза один раз больше не отвечает, то, стало быть, рулетку закроют дозавтрашнего утра. Я схватил все мое золото, ссыпал его в карманы, схватилвсе билеты и тотчас перешел на другой стол, в другую залу, где была другаярулетка; за мною хлынула вся толпа; там тотчас же очистили мне место, и япустился ставить опять, зря и не считая. Не понимаю, что меня спасло!
Иногда, впрочем, начинал мелькать в голове моей расчет. Я привязывалсяк иным цифрам и шансам, но скоро оставлял их и ставил опять, почти безсознания. Должно быть, я был очень рассеян; помню, что круперы несколькораз поправляли мою игру. Я делал грубые ошибки. Виски мои были смоченыпотом и руки дрожали. Подскакивали было и полячки с услугами, но я никогоне слушал. Счастье не прерывалось! Вдруг кругом поднялся громкий говор исмех. "Браво, браво!" - кричали все, иные даже захлопали в ладоши. Я сорвали тут тридцать тысяч флоринов, и банк опять закрыли до завтра!
- Уходите, уходите, - шептал мне чей-то голос справа. Это был какой-тофранкфуртский жид; он все время стоял подле меня и, кажется, помогал мнеиногда в игре
- Ради бога уходите, - прошептал другой голос над левым моим ухом. Ямельком взглянул. Это была весьма скромно и прилично одетая дама, лет подтридцать, с каким-то болезненно бледным, усталым лицом, но напоминавшим итеперь ее чудную прежнюю красоту. В эту минуту я набивал карманы билетами,которые так и комкал, и собирал оставшееся на столе золото. Захвативпоследний сверток в пятьдесят фридрихсдоров, я успел, совсем неприметно,сунуть его в руку бледной даме; мне это ужасно захотелось тогда сделать, итоненькие, худенькие ее пальчики, помню, крепко сжали мою руку в знакживейшей благодарности. Все это произошло в одно мгновение
Собрав все, я быстро перешел на trente et quarante
За trente et quarante сидит публика аристократическая. Это не рулетка,это карты. Тут банк отвечает за сто тысяч талеров разом. Наибольшая ставкатоже четыре тысячи флоринов. Я совершенно не знал игры и не знал почти ниодной ставки, кроме красной и черной, которые тут тоже были. К ним-то я ипривязался. Весь воксал столпился кругом. Не помню, вздумал ли я в этовремя хоть раз о Полине. Я тогда ощущал какое-то непреодолимое наслаждениехватать и загребать банковые билеты, нараставшие кучею предо мной
Действительно, точно судьба толкала меня. На этот раз, как нарочно,случилось одно обстоятельство, довольно, впрочем, часто повторяющееся вигре. Привяжется счастие, например, к красной и не оставляет ее раз десять,даже пятнадцать сряду. Я слышал еще третьего дня, что красная, на прошлойнеделе, вышла двадцать два раза сряду; этого даже и не запомнят на рулеткеи рассказывали с удивлением. Разумеется, все тотчас же оставляют красную иуже после десяти раз, например, почти никто не решается на нее ставить. Нои на черную, противоположную красной, не ставит тогда никто из опытныхигроков. Опытный игрок знает, что значит это "своенравие случая". Например,казалось бы, что после шестнадцати раз красной семнадцатый удар непременноляжет на черную. На это бросаются новички толпами, удвоивают и утроиваюткуши, и страшно проигрываются
Но я, по какому-то странному своенравию, заметив, что красная вышласемь раз сряду, нарочно к ней привязался. Я убежден, что тут наполовинубыло самолюбия; мне хотелось удивить зрителей безумным риском, и - остранное ощущение - я помню отчетливо, что мною вдруг действительно безвсякого вызова самолюбия овладела ужасная жажда риску. Может быть, перейдячерез столько ощущений, душа не насыщается, а только раздражается ими итребует ощущений еще, и все сильней и сильней, до окончательного утомления
И, право не лгу, если б устав игры позволял поставить пятьдесят тысячфлоринов разом, я бы поставил их наверно. Кругом кричали, что это безумно,что красная уже выходит четырнадцатый раз!
- Monsieur a gagne deja cent mille florins64, - раздался подле менячей-то голос
-------
64 - Господин выиграл уже сто тысяч флоринов (франц.)
Я вдруг очнулся. Как? я выиграл в этот вечер сто тысяч флоринов! Да кчему же мне больше? Я бросился на билеты, скомкал их в карман, не считая,загреб все мое золото, все свертки и побежал из воксала. Кругом всесмеялись, когда я проходил по залам, глядя на мои оттопыренные карманы и нанеровную походку от тяжести золота. Я думаю, его было гораздо болееполупуда. Несколько рук протянулось ко мне; я раздавал горстями, сколькозахватывалось. Два жида остановили меня у выхода
- Вы смелы! вы очень смелы! - сказали они мне, - но уезжайте завтраутром непременно, как можно раньше, не то вы все-все проиграете..
Я их не слушал. Аллея была темна, так что руки своей нельзя былоразличить. До отеля было с полверсты. Я никогда не боялся ни воров, ниразбойников, даже маленький; не думал о них и теперь. Я, впрочем, не помню,о чем я думал дорогою; мысли не было. Ощущал я только какое-то ужасноенаслаждение удачи, победы, могущества - не знаю, как выразиться. Мелькалпредо мною и образ Полины; я помнил и сознавал, что иду к ней, сейчас с нейсойдусь и буду ей рассказывать, покажу... но я уже едва вспомнил о том, чтоона мне давеча говорила, и зачем я пошел, и все те недавние ощущения,бывшие всего полтора часа назад, казались мне уж теперь чем-то давнопрошедшим, исправленным, устаревшим - о чем мы уже не будем более поминать,потому что теперь начнется все сызнова. Почти уж в конце аллеи вдруг страхнапал на меня: "Что, если меня сейчас убьют и ограбят?" С каждым шагом мойстрах возрастал вдвое. Я почти бежал. Вдруг в конце аллеи разом блеснулвесь наш отель, освещенный бесчисленными огнями, - слава богу: дома!
Я добежал в свой этаж и быстро растворил дверь. Полина была тут исидела на моем диване, перед зажженною свечою, скрестя руки. С изумлениемона на меня посмотрела, и, уж конечно, в эту минуту я был довольно страненна вид. Я остановился пред нею и стал выбрасывать на стол всю мою грудуденег
Глава XV
Помню, она ужасно пристально смотрела в мое лицо, но не трогаясь сместа, не изменяя даже своего положения
- Я выиграл двести тысяч франков, - вскричал я, выбрасывая последнийсверток. Огромная груда билетов и свертков золота заняла весь стол, я немог уж отвести от нее моих глаз; минутами я совсем забывал о Полине. Тоначинал я приводить в порядок эти кучи банковых билетов, складывал ихвместе, то откладывал в одну общую кучу золото; то бросал все и пускалсябыстрыми шагами ходить по комнате, задумывался, потом вдруг опять подходилк столу, опять начинал считать деньги. Вдруг, точно опомнившись, я бросилсяк дверям и поскорее запер их, два раза обернув ключ. Потом остановился враздумье пред маленьким моим чемоданом
- Разве в чемодан положить до завтра? - спросил я, вдруг обернувшись кПолине, и вдруг вспомнил о ней. Она же все сидела не шевелясь, на том жеместе, но пристально следила за мной. Странно как-то было выражение еелица; не понравилось мне это выражение! Не ошибусь, если скажу, что в нембыла ненависть
Я быстро подошел к ней
- Полина, вот двадцать пять тысяч флоринов - это пятьдесят тысячфранков, даже больше. Возьмите, бросьте их ему завтра в лицо
Она не ответила мне
- Если хотите, я отвезу сам, рано утром. Так?
Она вдруг засмеялась. Она смеялась долго
Я с удивлением и с скорбным чувством смотрел на нее. Этот смех оченьпохож был на недавний, частый, насмешливый смех ее надо мной, всегдаприходившийся во время самых страстных моих объяснений. Наконец онаперестала и нахмурилась; строго оглядывала она меня исподлобья
