Школьная библиотека

деле предобрейшая девушка, - в своем только роде, разумеется; я ее не такценил сначала.) "Ты умный и добрый человек, - говаривала она мне под конец,- и... и... жаль только, что ты такой дурак! Ты ничего, ничего ненаживешь!"

"Un vrai russe, un calmouk!"89 - она несколько раз посылала меняпрогуливать по улицам генерала, точь-в-точь с лакеем свою левретку. Я,впрочем, водил его и в театр, и в Bal-Mabile, и в рестораны. На это Blancheвыдавала и деньги, хотя у генерала были и свои, и он очень любил выниматьбумажник при людях. Однажды я почти должен был употребить силу, чтобы недать ему купить брошку в семьсот франков, которою он прельстился вПалерояле и которую во что бы то ни стало хотел подарить Blanche. Ну, чтоей была брошка в семьсот франков? У генерала и всех-то денег было не болеетысячи франков. Я никогда не мог узнать, откуда они у него явились?Полагаю, что от мистера Астлея, тем более что тот в отеле за них заплатил

Что же касается до того, как генерал все это время смотрел на меня, то мнекажется, он даже и не догадывался о моих отношениях к Blanche. Он хоть ислышал как-то смутно, что я выиграл капитал, но, наверное, полагал, что я уBlanche вроде какого-нибудь домашнего секретаря или даже, может быть,слуги. По крайней мере говорил он со мной постоянно свысока по-прежнему,по-начальнически, и даже пускался меня иной раз распекать. Однажды онужасно насмешил меня и Blanche, у нас, утром, за утренним кофе. Человек онбыл не совсем обидчивый; а тут вдруг обиделся на меня, за что? - до сих порне понимаю. Но, конечно, он и сам не понимал. Одним словом, он завел речьбез начала и конца, a batons-rompus90, кричал, что я мальчишка, что оннаучит... что он даст понять... и так далее, и так далее. Но никто ничегоне мог понять. Blanche заливалась-хохотала; наконец его кое-как успокоили иувели гулять. Много раз я замечал, впрочем, что ему становилось грустно,кого-то и чего-то было жаль, кого-то недоставало ему, несмотря даже наприсутствие Blanche. В эти минуты он сам пускался раза два со мноюзаговаривать, но никогда толком не мог объясниться, вспоминал про службу,про покойницу жену, про хозяйство, про имение. Нападет на какое-нибудьслово и обрадуется ему, и повторяет его сто раз на дню, хотя оно вовсе невыражает ни его чувств, ни его мыслей. Я пробовал заговаривать с ним о егодетях; но он отделывался прежнею скороговоркою и переходил поскорее надругой предмет: "Да-да! дети-дети, вы правы, дети!" Однажды только онрасчувствовался - мы шли с ним в театр: "Это несчастные дети! - заговорилон вдруг, - да, сударь, да, это нес-с-счастные дети!" И потом несколько разв этот вечер повторял слова: несчастные дети! Когда я раз заговорил оПолине, он пришел даже в ярость. "Это неблагодарная женщина, - воскликнулон, - она зла и неблагодарна! Она осрамила семью! Если б здесь были законы,я бы ее в бараний рог согнул! Да-с, да-с!" Что же касается до Де-Грие, тоон даже и имени его слышать не мог. "Он погубил меня, - говорил он, - онобокрал меня, он меня зарезал! Это был мой кошмар в продолжение целых двухлет! Он по целым месяцам сряду мне во сне снился! Это - это, это... О, неговорите мне о нем никогда!"

Я видел, что у них что-то идет на лад, но молчал, по обыкновению

Blanche объявила мне первая: это было ровно за неделю до того, как мырасстались. "- Il a du chance91, - тараторила она мне, - babouchka теперьдействительно уж больна и непременно умрет. Мистер Астлей прислалтелеграмму; согласись, что все-таки он наследник ее. А если б даже и нет,то он ничему не помешает. Во-первых, у него есть свой пенсион, а во-вторых,он будет жить в боковой комнате и будет совершенно счастлив. Я буду "madamela generale". Я войду в хороший круг (Blanche мечтала об этом постоянно),впоследствии буду русской помещицей, j'aurai un chateau, des moujiks, etpuis j'aurai toujours mon million"92

-------

89 - Настоящий русский, калмык! (франц.).

90 - через пятое на десятое, бессвязно (франц.).

91 - Ему везет (франц.).

92 - у меня будет замок, мужики, а потом у меня все-таки будет моймиллион (франц.)

- Ну, а если он начнет ревновать, будет требовать... бог знает чего, понимаешь?

- О нет, non, non, non! Как он смеет! Я взяла меры, не беспокойся. Яуж заставила его подписать несколько векселей на имя Альберта. Чуть что - ион тотчас же будет наказан; да и не посмеет!

- Ну, выходи..

Свадьбу сделали без особенного торжества, семейно и тихо. Приглашеныбыли Альберт и еще кое-кто из близких. Hortense, Cleopatre и прочие былирешительно отстранены. Жених чрезвычайно интересовался своим положением

Blanche сама повязала ему галстук, сама его напомадила, и в своем фраке и вбелом жилете он смотрел tres comme il faut93

- Il est pourtant tres comme il faut94, - объявила мне сама Blanche,выходя из комнаты генерала, как будто идея о том, что генерал tres comme ilfaut, даже ее самое поразила. Я так мало вникал в подробности, участвуя вовсем в качестве такого ленивого зрителя, что многое и забыл, как это было

Помню только, что Blanche оказалась вовсе не de Cominges, ровно как и матьее - вовсе не veuve Cominges, а - du-Placet. Почему они были обе deCominges до сих пор - не знаю. Но генерал и этим остался очень доволен, иdu-Placet ему даже больше понравилось, чем de Cominges. В утро свадьбы он,уже совсем одетый, все ходил взад и вперед по зале и все повторял про себя,с необыкновенно серьезным и важным видом: "Mademoiselle Blanche du-Placet!Blanche du-Placet! Du-Placet! Девица Бланка Дю-Пласет!.." И некотороесамодовольствие сияло на его лице. В церкви, у мэра и дома за закуской онбыл не только радостен и доволен, но даже горд. С ними с обоими что-тослучилось. Blanche стала смотреть тоже с каким то особенным достоинством

- Мне теперь нужно совершенно иначе держать себя, - сказала она мнечрезвычайно серьезно, - mais vois-tu, я не могу заучить мою теперешнююфамилию: Загорьянский, Загозианский, madame la generale de Sago-Sago, cesdiables des noms russes, enfin madame la generale a quatorze consonnes!comme c'est agreable, n'est ce pas?95

Наконец мы расстались, и Blanche, эта глупая Blanche, дажепрослезилась, прощаясь со мною. "Tu etais bon enfant, - говорила она хныча

- Je te croyais bete es tu avais l'air96, но это к тебе идет". И, уж пожавмне руку окончательно, она вдруг воскликнула: "Attends!", бросилась в свойбудуар и чрез минуту вынесла мне два тысячефранковых билета. Этому я ни зачто бы не поверил! "Это тебе пригодится, ты, может быть, очень ученыйoutchitel, но ты ужасно глупый человек. Больше двух тысяч я тебе ни за чтоне дам, потому что ты - все равно проиграешь. Ну, прощай! Nous seronstoujours bons amis, а если опять выиграешь, непременно приезжай ко мне, ettu serais heureux!"97

У меня у самого оставалось еще франков пятьсот; кроме того, естьвеликолепные часы в тысячу франков, бриллиантовые запонки и прочее, так чтоможно еще протянуть довольно долгое время, ни о чC не заботясь. Я нарочнозасел в этом городишке, чтоб собраться, а главное, жду мистера Астлея. Яузнал наверное, что он будет здесь проезжать и остановится на сутки, поделу. Узнаю обо всем... а потом - потом прямо в Гомбург. В Рулетенбург непоеду, разве на будущий год. Действительно, говорят, дурная приметапробовать счастья два раза сряду за одним и тем же столом, а в Гомбургесамая настоящая-то игра и есть

-------

93 - очень прилично (франц.).

94 - Он, однако, очень приличен (франц.).

95 - но видишь ли... госпожа генеральша эти дьявольские русские имена,словом, госпожа генеральша Заго-Заго и еще четырнадцать согласных! как этоприятно, не правда ли? (франц.).

96 - Я считала тебя глупым, и ты смотрел дурачком (франц.).

97 - Мы всегда будем друзьями... и ты будешь счастлив! (франц.)

Глава XVII

Вот уже год и восемь месяцев, как я не заглядывал в эти записки, итеперь только, от тоски и горя, вздумал развлечь себя и случайно перечелих. Так на том и оставил тогда, что поеду в Гомбург. Боже! с каким,сравнительно говоря, легким сердцем я написал тогда эти последние строчки!То есть не то, чтоб с легким сердцем, а с какою самоуверенностью, с какиминепоколебимыми надеждами! Сомневался ли я хоть сколько-нибудь в себе? И вотполтора года с лишком прошли, и я, по-моему, гораздо хуже, чем нищий! Дачто нищий! Наплевать на нищенство! Я просто сгубил себя! Впрочем, не с чемпочти и сравнивать, да и нечего себе мораль читать! Ничего не может бытьнелепее морали в такое время! О самодовольные люди: с каким гордымсамодовольством готовы эти болтуны читать свои сентенции! Если б они знали,до какой степени я сам понимаю всю омерзительность теперешнего моегосостояния, то, конечно, уж не повернулся бы у них язык учить меня. Ну что,что могут они мне сказать нового, чего я не знаю? И разве в этом дело? Тутдело в том, что - один оборот колеса и все изменяется, и эти же самыеморалисты первые (я в этом уверен) придут с дружескими шутками поздравлятьменя. И не будут от меня все так отворачиваться, как теперь. Да наплеватьна них на всех! Что я теперь? Zero. Чем могу быть завтра? Я завтра могу измертвых воскреснуть и вновь начать жить! Человека могу обрести в себе, пока