Школьная библиотека

покиванием глав не смущаюсь, ибо уже всем все известно и все тайноестановиться явным; и не с презрением, а со смирением к сему отношусь

Пусть! пусть! "Се человек!" Позвольте, молодой человек: можете ли вы... Нонет, изъяснить сильнее и изобразительнее: не можете ли вы, а осмелитесь ливы, взирая в сей час на меня, сказать утвердительно, что я не свинья?

Молодой человек не отвечал ни слова

- Ну-с, - продолжал оратор, солидно и даже с усиленным на этот раздостоинством переждав опять последовавшее в комнате хихикание. - Ну-с, япусть свинья, а она дама! Я звериный образ имею, а Катерина Ивановна,супруга моя, - особа образованная и урожденная штаб-офицерская дочь. Пусть,пусть я подлец, она же и сердца высокого, и чувств, облагороженныхвоспитанием, исполнена. А между тем... о, если б она пожалела меня!Милостивый государь, милостивый государь, ведь надобно же, чтоб у всякогочеловека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели! А КатеринаИвановна дама хотя и великодушная, но несправедливая... И хотя я и сампонимаю, что когда она и вихры мои дерет, то дерет их не иначе как отжалости сердца (ибо, повторяю без смущения, она дерет мне вихры, молодойчеловек, - подтвердил он с сугубым достоинством, услышав опять хихиканье),но, боже, что если б она хотя один раз... Но нет! нет! все сие втуне, инечего говорить! нечего говорить!.. ибо и не один раз уже бывало желаемое,и не один уже раз жалели меня, но... такова уже черта моя, а я прирожденныйскот!

- Еще бы! - заметил, зевая, хозяин

Мармеладов решительно стукнул кулаком по столу

- Такова уж черта моя! Знаете ли, знаете ли вы, государь мой, что ядаже чулки ее пропил? Не башмаки-с, ибо это хотя сколько-нибудь походило бына порядок вещей, а чулки, чулки ее пропил-с! Косыночку ее из козьего пухатоже пропил, дареную, прежнюю, ее собственную, не мою; а живем мы вхолодном угле, и она в эту зиму простудилась и кашлять пошла, уже кровью

Детей же маленьких у нас трое, и Катерина Ивановна в работе с утра до ночискребет и моет и детей обмывает, ибо к чистоте с измалетства привыкла, а сгрудью слабою и к чахотке наклонною, и я это чувствую. Разве я не чувствую?И чем более пью, тем более и чувствую. Для того и пью, что в питии семсострадания и чувства ищу. Не веселья, а единой скорби ищу... Пью, ибосугубо страдать хочу! - И он, как бы в отчаянии, склонил на стол голову

- Молодой человек, - продолжал он, восклоняясь опять, - в лице вашем ячитаю как бы некую скорбь. Как вошли, и прочел ее, а потому тотчас же иобратился к вам. Ибо, сообщая вам историю жизни моей, не на позорище себявыставлять хочу перед сими празднолюбцами, которым и без того все известно,а чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что супруга мояв благородном губернском дворянском институте воспитывалась и при выпуске сшалью танцевала при губернаторе и при прочих лицах, за что золотую медаль ипохвальный лист получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно..

гм... похвальный лист до сих пор у них в сундуке лежит, и еще недавно егохозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней наибеспрерывнейшие раздоры, нохоть перед кем-нибудь погордиться захотелось и сообщить о счастливыхминувших днях. И я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней иосталось в воспоминаниях ее, а прочее все пошло прахом! Да, да; дамагорячая, гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, анеуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову грубостьего не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин Лебезятников, тоне столько от побоев, сколько от чувства в постель слегла. Вдовой уже взялее, с троими детьми, мал мала меньше. Вышла замуж за первого мужа, заофицера пехотного, по любви, и с ним бежала из дому родительского. Мужалюбила чрезмерно, но в картишки пустился, под суд попал, с тем и помер

Бивал он ее под конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно ипо документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и меня имкорит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит себя когда-тосчастливой. И осталась она после него с тремя малолетними детьми в уездедалеком и зверском, где и я тогда находился, и осталась в такой нищетебезнадежной что я хотя и много видал приключений различных, но даже иописать не в состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчургорда... И тогда-то милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от первойжены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил, ибо не мог смотретьна такое страдание. Можете судить потому, до какой степени ее бедствиядоходили, что она, образованная и воспитанная и фамилии известной, за менясогласилась пойти! Но пошла! Плача и рыдая и руки ломая - пошла! Ибо некудабыло идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что значит,когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не понимаете... И целый годя обязанность свою исполнял благочестиво и свято и не касался сего (онткнул пальцем на полуштоф), ибо чувство имею. Но и сим не мог угодить; атут места лишился, и тоже не по вине, а по изменению в штатах, и тогдаприкоснулся!.. Полтора года уже будет назад, как очутились мы наконец,после странствий и многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенноймногочисленными памятниками столице. И здесь я место достал... Достал иопять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине потерял, ибо чертамоя наступила... Проживаем же теперь в угле, у хозяйки Амалии ФедоровныЛиппевехзель, а чем живем и чем платим, не ведаю. Живут же там многие икроме нас... Содом-с, безобразнейший... гм... да... А тем временем возрослаи дочка моя, от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, отмачехи своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна ипреисполнена великодушных чувств, но дама горячая и раздраженная, иоборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том! Воспитания, как ипредставить можете, Соня не получила. Пробовал я с ней, года четыре тому,географию и всемирную историю проходить; но как я сам в познании сем былнекрепок, да и приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиесякнижки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и кончилосьвсе обучение. На Кире Персидском остановились. Потом, уже достигнув зрелоговозраста, прочла она несколько книг содержания романического, да недавноеще, через посредство господина Лебезятникова, одну книжку - "Физиологию"Льюиса, изволите знать-с? - с большим интересом прочла и даже нам отрывочновслух сообщала: вот и все ее просвещение. Теперь же обращусь к вам,милостивый государь мой, сам от себя с вопросом приватным: много ли может,по-вашему, бедная, но честная девица честным трудом заработать?.

Пятнадцать копеек в день, сударь, не заработает, если честна и не имеетособых талантов, да и то рук не покладая работавши! Да и то статскийсоветник Клопшток, Иван Иванович, - изволили слышать? - не только денег зашитье полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с обидойпогнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом будто бырубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут ребятишки голодные... Атут Катерина Ивановна, руки ломая, по комнате ходит, да красные пятна у нейна щеках выступают, - что в болезни этой и всегда бывает: "Живешь, дескать,ты, дармоедка, у нас, ешь и пьешь и теплом пользуешься", а что тут пьешь иешь, когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня (безответная она,и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая, личико всегда бледненькое,худенькое), говорит: "Что ж, Катерина Ивановна, неужели же мне на такоедело пойти?" А уж Дарья Францевна, женщина злонамеренная и полициимногократно известная, раза три через хозяйку наведывалась. "А что ж, отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, - чего беречь? Эко сокровище!" Ноне вините, не вините, милостивый государь, не вините! Не в здравом рассудкесие сказано было, а при взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детейне евших, да и сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... ИбоКатерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети, хоть бы и сголоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в шестом, Сонечкавстала, надела платочек, надела бурнусик и с квартиры отправилась, а вдевятом часу и назад обратно пришла. Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, ина стол перед ней тридцать целковых молча выложила. Ни словечка при этом невымолвила, хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовыйзеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый), накрыла имсовсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке, только плечики датело все вздрагивают... А я, как и давеча, в том же виде лежал-с... И виделя тогда, молодой человек, видел я, как затем Катерина Ивановна, также нислова не говоря, подошла к Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у нейна коленках простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обеи заснули вместе, обнявшись... обе... обе... да-с... а я... лежалпьяненькой-с

Мармеладов замолчал, как будто голос у него пресекся. Потом вдругпоспешно налил, выпил и крякнул

- С тех пор, государь мой, - продолжал он после некоторого молчания, с тех пор, по одному неблагоприятному случаю и по донесениюнеблагонамеренных лиц, - чему особенно способствовала Дарья Францевна, зато будто бы, что ей в надлежащем почтении манкировали, - с тех пор дочьмоя, Софья Семеновна, желтый билет принуждена была получить, и уже вместе снами по случаю сему не могла оставаться. Ибо и хозяйка, Амалия Федоровна,того допустить не хотела (а сама же прежде Дарье Францевне способствовала),да и господин Лебезятников... гм... Вот за Соню-то и вышла у него этаистория с Катериною Ивановной. Сначала сам добивался от Сонечки, а тут и вамбицию вдруг вошли: "Как, дескать, я, такой просвещенный человек, в однойквартире с таковскою буду жить?" А Катерина Ивановна не спустила,вступилась... ну и произошло... И заходит к нам Сонечка теперь более всумерки, и Катерину Ивановну облегчает, и средства посильные доставляет