Школьная библиотека

боков. Каждый бежит с своей стороны

- По морде ее, по глазам хлещи, по глазам! - кричит Миколка

- Песню, братцы! - кричит кто-то с телеги, и все в телегеподхватывают. Раздается разгульная песня, брякает бубен, в припевах свист

Бабенка щелкает орешки и посмеивается

...Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секутпо глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезытекут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломаетсвои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, которыйкачает головой и осуждает все это. Одна баба берет его за руку и хочетувесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последнихусилиях, но еще раз начинает лягаться

- А чтобы те леший! - вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает кнут,нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ееза конец в обе руки и с усилием размахивается над савраской

- Разразит! - кричат кругом

- Убьет!

- Мое добро! - кричит Миколка и со всего размаху опускает оглоблю

Раздается тю6елый удар

- Секи ее, секи! Что стали! - кричат голоса из толпы

А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размахуложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, новспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны,чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобляснова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, сразмаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить

- Живуча! - кричат кругом

- Сейчас беспременно падет, братцы, тут ей и конец! - кричит из толпыодин любитель

- Топором ее, чего! Покончить с ней разом, - кричит третий

- Эх, ешь те комары! Расступись! - неистово вскрикивает Миколка,бросает оглоблю, снова нагибается в телегу и вытаскивает железный лом. Берегись! - кричит он и что есть силы огорошивает с размаху свою беднуюлошаденку. Удар рухнул; кобыленка зашаталась, осела, хотела было дернуть,но лом снова со всего размаху ложится ей на спину, и она падает на землю,точно ей подсекли все четыре ноги разом

- Добивай! - кричит Миколка и вскакивает, словно себя не помня, стелеги. Несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало кнуты, палки, оглоблю, и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становитсясбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжеловздыхает и умирает

- Доконал! - кричат в толпе

- А зачем вскачь не шла!

- Мое добро! - кричит Миколка, с ломом в руках и с налитыми кровьюглазами. Он стоит будто жалея, что уж некого больше бить

- Ну и впрямь, знать, креста на тебе нет! - кричат из толпы уже многиеголоса

Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозьтолпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее,бросается с своими кулачонками на Миколку. В этот миг отец, уже долгогонявшийся за ним, схватывает его наконец и выносит из толпы

- Пойдем! пойдем! - говорит он ему, - домой пойдем!

- Папочка! За что они... бедную лошадку... убили! - всхлипывает он, нодыханье ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненнойгруди

- Пьяные, шалят, не наше дело, пойдем! - говорит отец. Он обхватываетотца руками, но грудь ему теснит, теснит. Он хочет перевести дыхание,вскрикнуть, и просыпается

Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, иприподнялся в ужасе

"Слава богу, это только сон! - сказал он, садясь под деревом и глубокопереводя дыхание. - Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такойбезобразный сон!"

Все тело его было как бы разбито; смутно и темно на душе. Он положиллокти на колена и подпер обеими руками голову

"Боже! - воскликнул он, - да неужели ж, неужели ж я в самом делевозьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить влипкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весьзалитый кровью... с топором... Господи, неужели?

Он дрожал как лист, говоря это

- Да что же это я! - продолжал он, восклоняясь опять и как бы вглубоком изумлении, - ведь я знал же, что я этого не вынесу, так чего ж ядо сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту..

пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что не вытерплю... Чего ж ятеперь-то? Чего ж я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя слестницы, я сам сказал, что это подло, гадко, низко, низко... ведь меня отодной мысли наяву стошнило и в ужас бросило..

- Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никакихсомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц, яснокак день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я все же равно нерешусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!.. Чего же, чего же и до сих пор..

Он встал на ноги, в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь и тому,что зашел сюда, и пошел на Т-в мост. Он был бледен, глаза его горели,изнеможение было во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как былегче. Он почувствовал, что уже сбросил с себя это страшное бремя, давившееего так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. "Господи! - молилон, - покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой... мечты моей!"

Проходя чрез мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закатяркого, красного солнца. Несмотря на слабость свою, он даже не ощущал всебе усталости. Точно нарыв на сердце его, нарывавший весь месяц, вдругпрорвался. Свобода, свобода! Он свободен теперь от этих чар, от колдовства,обаяния, от наваждения!

Впоследствии, когда он припоминал это время и все, что случилось с нимв эти дни, минуту за минутой, пункт за пунктом, черту за чертой, его досуеверия поражало всегда одно обстоятельство, хотя в сущности и не оченьнеобычайное, но которое постоянно казалось ему потом как бы каким-топредопределением судьбы его

Именно: он никак не мог понять и объяснить себе, почему он, усталый,измученный, которому было бы всего выгоднее возвратиться домой самымкратчайшим и прямым путем, воротился домой через Сенную площадь, на которуюему было совсем лишнее идти. Крюк был небольшой, но очевидный и совершенноненужный. Конечно, десятки раз случалось ему возвращаться домой, не помняулиц, по которым он шел. Но зачем же, спрашивал он всегда, зачем же такаяважная, такая решительная для него и в то же время такая в высшей степенислучайная встреча на Сенной (по которой даже и идти ему незачем) подошлакак раз теперь к такому часу, к такой минуте в его жизни, именно к такомунастроению его духа и к таким именно обстоятельствам, при которых только имогла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательноедействие на всю судьбу его? Точно тут нарочно поджидала его!

Было около девяти часов, когда он проходил по Сенной. Все торговцы настолах, на лотках, в лавках и в лавочках запирали свои заведения, илиснимали и прибирали свой товар, и расходились по домам, равно как и ихпокупатели. Около харчевен в нижних этажах, на грязных и вонючих дворахдомов Сенной площади, а наиболее у распивочных, толпилось много разного ивсякого сорта промышленников и лохмотников. Раскольников преимущественно