Школьная библиотека

Дядя его очень любил. Одного этого совершенно достаточно было, чтоб ФомаФомич, переселясь в Степанчиково и покорив себе дядю, возненавидел любимца его, Фалалея. Но мальчик как-то особенно понравился генеральше и,несмотря на гнев Фомы Фомича, остался вверху, при господах: настояла вэтом сама генеральша, и Фома уступил, сохраняя в сердце своем обиду - онвсе считал за обиду - и отмщая за нее ни в чем не виноватому дяде прикаждом удобном случае. Фалалей был удивительно хорош собой. У него былолицо девичье, лицо красавицы деревенской девушки. Генеральша холила инежила его, дорожила им, как хорошенькой, редкой игрушкой; и еще неизвестно, кого она больше любила: свою ли маленькую, курчавенькую собачкуАми или Фалалея? Мы уже говорили о его костюме, который был ее изобретением. Барышни выдавали ему помаду, а парикмахер Кузьма обязан был завивать ему по праздникам волосы. Этот мальчик был какое-то странное создание. Нельзя было назвать его совершенным идиотом или юродивым, но он былдо того наивен, до того правдив и простодушен, что иногда действительноего можно было счесть дурачком. Он вмешивается в разговор господ, не заботясь о том, что их прерывает. Он рассказывает им такие вещи, которыеникак нельзя рассказывать господам. Он заливается самыми искренними слезами, когда барыня падает в обморок или когда уж слишком забранят егобарина. Он сочувствует всякому несчастью. Иногда подходит к генеральше,целует ее руки и просит, чтоб она не сердилась, - и генеральша великодушно прощает ему эти смелости. Он чувствителен до крайности, добр инезлобив, как барашек, весел, как счастливый ребенок. Со стола ему подают подачку

Он постоянно становится за стулом генеральши и ужасно любит сахар

Когда ему дадут сахарцу, он тут же сгрызает его своими крепкими, белыми,как молоко, зубами, и неописанное удовольствие сверкает в его веселыхголубых глазах и на всем его хорошеньком личике

Долго гневался Фома Фомич; но, рассудив наконец, что гневом невозьмешь, он вдруг решился быть благодетелем Фалалею. Разбранив спервадядю за то, что ему нет дела до образования дворовых людей, он решил немедленно обучать бедного мальчика нравственности, хорошим манерам ифранцузскому языку. "Как! - говорил он, защищая свою нелепую мысль(мысль, приходившую в голову и не одному Фоме Фомичу, чему свидетелемпишущий эти строки), - как! он всегда вверху при своей госпоже; вдругона, забыв, что он не понимает по-французски, скажет ему, например,донн`е му`а мон мушуар - он должен и тут найтись и тут услужить!" Нооказалось, что не только нельзя было Фалалея выучить по-французски, ночто повар Андрон, его дядя, бескорыстно старавшийся научить его русскойграмоте, давно уже махнул рукой и сложил азбуку на полку! Фалалей был дотого туп на книжное обучение, что не понимал решительно ничего. Мало того: из этого даже вышла история. Дворовые стали дразнить Фалалея французом, а старик Гаврила, заслуженный камердинер дядюшки, открыто осмелилсяотрицать пользу изучения французской грамоты. Дошло до Фомы Фомича, и,разгневавшись, он, в наказание, заставил учиться по-французски самогооппонента, Гаврилу. Вот с чего и взялась вся эта история о французскомязыке, так рассердившая господина Бахчеева. Насчет манер было еще хуже:Фома решительно не мог образовать по-своему Фалалея, который, несмотряна запрещение, приходил по утрам рассказывать ему свои сны, что' ФомаФомич, с своей стороны, находил в высшей степени неприличным и фамильярным. Но Фалалей упорно оставался Фалалеем. Разумеется, за все это преждевсех доставалось дяде

- Знаете ли, знаете ли, что он сегодня сделал? - кричит, бывало, Фома, для большего эффекта выбрав время, когда все в сборе. - Знаете ли,полковник, до чего доходит ваше систематическое баловство? Сегодня онсожрал кусок пирога, который вы ему дали за столом, и, знаете ли, что онсказал после этого? Поди сюда, поди сюда, нелепая душа, поди сюда, идиот, румяная ты рожа!.

Фалалей подходит плача, утирая обеими руками глаза

- Что ты сказал, когда сожрал свой пирог? повтори при всех!

Фалалей не отвечает и заливается горькими слезами

- Так я скажу за тебя, коли так. Ты сказал, треснув себя по своемунабитому и неприличному брюху: "Натрескался пирога, как Мартын мыла!"Помилуйте, полковник, разве говорят такими фразами в образованном обществе, тем более в высшем? Сказал ты это иль нет? говори!

- Ска-зал!.. - подтверждает Фалалей, всхлипывая

- Ну, так скажи мне теперь: разве Мартын ест мыло? Где именно ты видел такого Мартына, который ест мыло? Говори же, дай мне понятие об этомфеноменальном Мартыне!

Молчание

- Я тебя спрашиваю, - пристает Фома, - кто именно этот Мартын? Я хочуего видеть, хочу с ним познакомиться. Ну, кто же он? Регистратор, астроном, пошехонец, поэт, каптенармус, дворовый человек - кто-нибудь долженже быть. Отвечай!

- Дво-ро-вый че-ло-век, - отвечает наконец Фалалей, продолжая плакать

- Чей? чьих господ?

Но Фалалей не умеет сказать, чьих господ. Разумеется, кончается тем,что Фома в сердцах убегает из комнаты и кричит, что его обидели; с генеральшей начинаются припадки, а дядя клянет час своего рождения, просит увсех прощения и всю остальную часть дня ходит на цыпочках в своихсобственных комнатах

Как нарочно случилось так, что на другой же день после истории с Мартыновым мылом Фалалей, принеся утром чай Фоме Фомичу и совершенно успевзабыть и Мартына и все вчерашнее горе, сообщил ему, что видел сон пробелого быка. Этого еще не доставало! Фома Фомич пришел в неописанное негодование, немедленно призвал дядю и начал распекать его за неприличиесна, виденного его Фалалеем. В этот раз были приняты строгие меры: Фалалей был наказан; он стоял в углу на коленях. Настрого запретили ему видеть такие грубые, мужицкие сны. " Я за что сержусь, - говорил Фома, кроме того, что он по-настоящему не должен бы сметь и подумать лезть комне со своими снами, тем более с белым быком; кроме этого - согласитесьсами, полковник, - что такое белый бык, как не доказательство грубости,невежества, мужичества вашего неотесанного Фалалея? Каковы мысли, таковыи сны. Разве не говорил я заранее, что из него ничего не выйдет и что неследовало оставлять его вверху, при господах? Никогда, никогда не разовьете вы эту бессмысленную, простонародную душу во чюE-нибудь возвышенное, поэтическое. Разве ты не можешь, - продолжал он, обращаясь к Фалалею, - разве ты не можешь видеть во сне что-нибудь изящное, нежное,облагороженное, какую-нибудь сцену из хорошего общества, например, хотьгоспод, играющих в карты, или дам, прогуливающихся в прекрасном саду?"Фалалей обещал непременно увидать в следующую ночь господ или дам, гуляющих в прекрасном саду

Ложась спать, Фалалей со слезами молил об этом бога и долго думал,как бы сделать так, чтоб не видеть проклятого белого быка. Но надеждычеловеческие обманчивы. Проснувшись на другое утро, он с ужасом вспомнил, что опять всю ночь ему снилось про ненавистного белого быка и неприснилось ни одной дамы, гуляющей в прекрасном саду. В этот раз последствия были особенные. Фома Фомич объявил решительно, что не веритвозможности подобного случая, возможности подобного повторения сна, ачто Фалалей нарочно подучен кем-нибудь из домашних, а может быть, и самим полковником, чтоб сделать в пику Фоме Фомичу. Много было крику, упреков и слез. Генеральша к вечеру захворала; весь дом повесил нос. Оставалась еще слабая надежда, что Фалалей в следующую, то есть в третьюночь, непременно увидит что-нибудь из высшего общества. Каково же быловсеобщее негодование, когда целую неделю сряду, каждую божию ночь, Фалалей постоянно видел белого быка, и одного только белого быка! О высшемобществе нечего было и думать

Но всего интереснее было то, что Фалалей никак не мог догадаться солгать: просто - сказать, что видел не белого быка, а хоть, например, карету, наполненную дамами и Фомой Фомичом; тем более что солгать, в такомкрайнем случае, было даже не так и грешно. Но Фалалей был до того правдив, что решительно не умел солгать, если б даже и захотел. Об этом дажеи не намекали ему. Все знали, что он изменит себе в первое же мгновениеи что Фома Фомич тотчас же поймает его во лжи. Что было делать? Положение дяди становилось невыносимым. Фалалей был решительно неисправим

Бедный мальчик даже стал худеть от тоски. Ключница Маланья утверждала,что его испортили, и спрыснула его с уголька водою. В этой полезной операции участвовала и сердобольная Прасковья Ильинична. Но даже и это непомогло. Ничто не помогало!

- Да пусто б его взяло, треклятого! - рассказывал Фалалей, - каждуюночь снится! каждый раз с вечера молюсь: "Сон не снись про белого быка,