Школьная библиотека

Сверка произведена по "Собранию сочинений в десяти томах" (Москва,Художественная литература, 1957)

Вечный муж

Рассказ

I.

ВЕЛЬЧАНИНОВ

Пришло лето - и Вельчанинов, сверх ожидания, остался в Петербурге

Поездка его на юг России расстроилась, а делу и конца не предвиделось. Этодело - тяжба по имению - принимало предурной оборот. Еще три месяца томуназад оно имело вид весьма несложный, чуть не бесспорный; но как-то вдругвсе изменилось. "Да и вообще все стало изменяться к худшему!" - эту фразуВельчанинов с злорадством и часто стал повторять про себя. Он употребляладвоката ловкого, дорогого, известного и денег не жалел; но в нетерпении иот мнительности повадился заниматься делом и сам: читал и писал бумаги,которые сплошь браковал адвокат, бегал по присутственным местам, наводилсправки и, вероятно, очень мешал всему; по крайней мере адвокат жаловался игнал его на дачу. Но он даже и на дачу выехать не решился. Пыль, духота,белые петербургские ночи, раздражающие нервы, - вот чем наслаждался он вПетербурге. Квартира его была где-то у Большого театра, недавно нанятая им,и тоже не удалась; "все не удавалось!" Ипохондрия его росла с каждым днем;но к ипохондрии он уже был склонен давно

Это был человек много и широко поживший, уже далеко не молодой, леттридцати восьми или даже тридцати девяти, и вся эта "старость" - как он самвыражался - пришла к нему "совсем почти неожиданно"; но он сам понимал, чтосостарелся скорее не количеством, а, так сказать, качеством лет и что еслиуж и начались его немощи, то скорее изнутри, чем снаружи. На взгляд он и досих пор смотрел молодцом. Это был парень высокий и плотный, светло-рус,густоволос и без единой сединки в голове и в длинной, чуть не до половиныгруди, русой бороде; с первого взгляда как бы несколько неуклюжий иопустившийся; но, вглядевшись пристальнее, вы тотчас же отличили бы в немгосподина, выдержанного отлично и когда-то получившего воспитание самоевеликосветское. Приемы Вельчанинова и теперь были свободны, смелы и дажеграциозны, несмотря на всю благоприобретенную им брюзгливость имешковатость. И даже до сих пор он был полон самой непоколебимой, самойвеликосветски нахальной самоуверенности, которой размера, может быть, и самне подозревал в себе, несмотря на то что был человек не только умный, нодаже иногда толковый, почти образованный и с несомненными дарованиями. Цветлица его, открытого и румяного, отличался в старину женственною нежностью иобращал на него внимание женщин; да и теперь иной, взглянув на него,говорил: "Экой здоровенный, кровь с молоком!" И, однако ж, этот"здоровенный" был жестоко поражен ипохондрией. Глаза его, большие иголубые, лет десять назад имели тоже много в себе победительного; это былитакие светлые, такие веселые и беззаботные глаза, что невольно влекли ксебе каждого, с кем только он ни сходился. Теперь, к сороковым годам,ясность и доброта почти погасли в этих глазах, уже окружившихся легкимиморщинками; в них появились, напротив, цинизм не совсем нравственного иуставшего человека, хитрость, всего чаще насмешка и еще новый оттенок,которого не было прежде: оттенок грусти и боли, - какой-то рассеяннойгрусти, как бы беспредметной, но сильной. Особенно пEявлялась эта грусть,когда он оставался один. И странно, этот шумливый, веселый и рассеянныйвсего еще года два тому назад человек, так славно рассказывавший такиесмешные рассказы, ничего так не любил теперь, как оставаться совершенноодин. Он намеренно оставил множество знакомств, которых даже и теперь могбы не оставлять, несмотря на окончательное расстройство своих денежныхобстоятельств. Правда, тут помогло тщеславие: с его мнительностию итщеславием нельзя было вынести прежних знакомств. Но и тщеславие егомало-помалу стало изменяться в уединении. Оно не уменьшилось, даже напротив; но оно стало вырождаться в какое-то особого рода тщеславие,которого прежде не было: стало иногда страдать уже совсем от других причин,чем обыкновенно прежде, - от причин неожиданных и совершенно прежденемыслимых, от причин "более высших", чем до сих пор, - "если только можнотак выразиться, если действительно есть причины высшие и низшие..." Это ужеприбавлял он сам

Да, он дошел и до этого; он бился теперь с какими-то причинамивысшими, о которых прежде и не задумался бы. В сознании своем и по совестион называл высшими все "причины", над которыми (к удивлению своему) никакне мог про себя засмеяться, - чего до сих пор еще не бывало, - про себя,разумеется; о, в обществе дело другое! Он превосходно знал, что сойдисьтолько обстоятельства - и назавтра же он, вслух, несмотря на всетаинственные и благоговейные решения своей совести, преспокойно отречетсяот всех этих "высших причин" и сам, первый, подымет их на смех, разумеетсяне признаваясь ни в чем. И это было действительно так, несмотря нанекоторую, весьма даже значительную долю независимости мысли, отвоеваннуюим в последнее время у обладавших им до сих пор "низших причин". Да исколько раз сам он, вставая наутро с постели, начинал стыдиться своихмыслей и чувств, пережитых в ночную бессонницу! (А он сплошь все последнеевремя страдал бессонницей.) Давно уже он заметил, что становитсячрезвычайно мнителен во всем, и в важном и в мелочах, а потому и положилбыло доверять себе как можно меньше. Но выдавались, однако же, факты,которых уж никак нельзя было не признать действительно существующими. Впоследнее время, иногда по ночам, его мысли и ощущения почти совсемпеременялись в сравнении с всегдашними и большею частию отнюдь не походилина те, которые выпадали ему на первую половину дня. Это его поразило - и ондаже посоветовался с известным доктором, правда, человеком ему знакомым;разумеется, заговорил с ним шутя. Он получил в ответ, что факт изменения идаже раздвоения мыслей и ощущений по ночам во время бессонницы, и вообще поночам, есть факт всеобщий между людьми, "сильно мыслящими и сильночувствующими", что убеждения всей жизни иногда внезапно менялись подмеланхолическим влиянием ночи и бессонницы; вдруг ни с того ни с сего самыероковые решения предпринимались; но что, конечно, все до известной меры - иесли, наконец, субъект уже слишком ощущает на себе эту раздвоимость, такчто дело доходит до страдания, то бесспорно это признак, что ужеобразовалась болезнь; а стало быть, надо немедленно что-нибудь предпринять

Лучше же всего изменить радикально образ жизни, изменить диету или дажепредпринять путешествие. Полезно, конечно, слабительное

Вельчанинов дальше слушать не стал; но болезнь была ему совершеннодоказана

"Итак, все это только болезнь, все это "высшее" одна болезнь, и большеничего!" - язвительно восклицал он иногда про себя. Очень уж ему нехотелось с этим согласиться

Скоро, впрочем, и по утрам стало повторяться то же, что происходило висключительные ночные часы, но только с большею желчью, чем по ночам, созлостью вместо раскаяния, с насмешкой вместо умиления. В сущности, это быливсе чаще и чаще приходившие ему на память, "внезапно и бог знает почему",иные происшествия из его прошедшей и давно прошедшей жизни, но приходившиекаким-то особенным образом. Вельчанинов давно уже, например, жаловался напотерю памяти: он забывал лица знакомых людей, которые, при встречах, заэто на него обижались; книга, прочитанная им полгода назад, забывалась вэтот срок иногда совершенно. И что же? - несмотря на эту очевиднуюежедневную утрату памяти (о чем он очень беспокоился) - все, что касалосьдавно прошедшего, все, что по десяти, по пятнадцати лет бывало даже совсемзабыто, - все это вдруг иногда приходило теперь на память, но с такоюизумительною точностью впечатлений и подробностей, что как будто бы онвновь их переживал. Некоторые из припоминавшихся фактов были до тогозабыты, что ему уже одно то казалось чудом, что они могли припомниться. Ноэто еще было не все; да и у кого из широко поживших людей нет своего родавоспоминаний? Но дело в том, что все это припоминавшееся возвращалосьтеперь как бы с заготовленной кем-то, совершенно новой, неожиданной ипрежде совсем немыслимой точкой зрения на факт. Почему иные воспоминанияказались ему теперь совсем преступлениями? И не в одних приговорах его умабыло дело: своему мрачному, одиночному и больному уму он бы и не поверил;но доходило до проклятий и чуть ли не до слез, если и не наружных, таквнутренних. Да он еще два года тому назад и не поверил бы, если б емусказали, что он когда-нибудь заплачет! Сначала, впрочем, припоминалосьбольше не из чувствительного, а из язвительного: припоминались иныесветские неудачи, унижения; вспоминалось о том, например, как его"оклеветал один интриган", вследствие чего его перестали принимать в одномдоме, - как, например, и даже не так давно, он был положительно и публичнообижен, а на дуэль не вызвал, - как осадили его раз одной преостроумнойэпиграммой в кругу самых хорошеньких женщин, а он не нашелся, что отвечать

Припомнились даже два-три неуплаченные долга, правда, пустяшные, но долгичести и таким людям, с которыми он перестал водиться и об которых ужеговорил дурно. Мучило его тоже (но только в самые злые минуты) воспоминаниео двух глупейшим образом промотанных состояниях, из которых каждое былозначительное. Но скоро стало припоминаться и из "высшего"

Вдруг, например, "ни с того ни с сего" припомнилась ему забытая - и в