Книга "Анна Каренина". Страница 65

веселья надвигалась на него. Туча надвинулась, захватила его, и копна,на которой он лежал, и другие копны и воза и весь луг с дальним полем все заходило и заколыхалось под размеры этой дикой развеселой песни свскриками, присвистами и °каньями. Левину завидно стало за это здоровоевеселье, хотелось принять участие в выражении этой радости жизни. Но онничего не мог сделать и должен был лежать и смотреть и слушать. Когданарод с песнью скрылся из вида и слуха, тяжелое чувство тоски за своеодиночество, за свою телесную праздность, за свою враждебность к этомумиру охватило Левина

Некоторые из тех самых мужиков, которые больше всех с ним спорили засено, те, которых он обидел, или те, которые хотели обмануть его, этисамые мужики весело кланялись ему и, очевидно, не имели и не могли иметьк нему никакого зла или никакого не только раскаяния, но и воспоминанияо том, что они хотели обмануть его. Все это потонуло в море веселого общего труда. Бог дал день, бог дал силы. И день и силы посвящены труду, ив нем самом награда. А для кого труд? Какие будут плоды труда? Это соображения посторонние и ничтожные


Левин часто любовался на эту жизнь, часто испытывал чувство зависти клюдям, живущим этою жизнью, но нынче в первый раз, в особенности подвпечатлением того, что он видел в отношениях Ивана Парменова к его молодой жене, Левину в первый раз ясно пришла мысль о том,что от него зависит переменить ту столь тягостную, праздную, искусственную и личнуюжизнь,которою он жил, на эту трудовую, чистую и общую прелестную жизнь

Старик, сидевший с ним, уже давно ушел домой; народ весь разобрался

Ближние уехали домой, а дальние собрались к ужину и ночлегу в лугу. Левин, не замечаемый народом, продолжал лежать на копне и смотреть, слушать и думать. Народ, оставшийся ночевать в лугу, не спал почти всю короткую летнюю ночь. Сначала слышался общий веселый говор и хохот за ужином, потом опять песни и смехи


Весь длинный трудовой день не оставил в них другого следа, кроме веселости. Перед утреннею зарей все затихло. Слышались только ночные звукинеумолкаемых в болоте лягушек и лошадей, фыркавших по лугу в поднявшемсяпред утром тумане. Очнувшись, Левин встал с копны и, оглядев звезды, понял, что прошла ночь

"Ну, так что же я сделаю? Как я сделаю это?" - сказал он себе, стараясь выразить для самого себя все то, что он передумал и перечувствовал вэту короткую ночь. Все, что он передумал и перечувствовал, разделялосьна три отдельные хода мысли. Один - это было отречение от своей старойжизни, от своих бесполезных знаний, от своего ни к чему не нужного образования. Это отреченье доставляло ему наслажденье и было для него легкои просто. Другие мысли и представления касались той жизни, которою онжелал жить теперь. Простоту, чистоту, законность этой жизни он ясночувствовал и был убежден, что он найдет в ней то удовлетворение, успокоение и достоинство, отсутствие которых он так болезненно чувствовал. Нотретий ряд мыслей вертелся на вопросе о том, как сделать этот переход отстарой жизни к новой. И тут ничего ясного ему не представлялось. "Иметьжену? Иметь работу и необходимость работы? Оставить Покровское? Купитьземлю? Приписаться в общество? Жениться на крестьянке? Как же я сделаюэто? - опять спрашивал он себя и не находил ответа. - Впрочем, я не спалвсю ночь, и я не могу дать себе ясного отчета, - сказал он себе. - Яуясню после. Одно верно, что эта ночь решила мою судьбу. Все мои прежниемечты семейной жизни вздор, не то, - сказал он себе. - Все это гораздопроще и лучше..." "Как красиво!- подумал он, глядя на странную, точно перламутровую раковину из белых барашков-облачков, остановившуюся над самою головой егона середине неба. - Как все прелестно в эту прелестную ночь! И когда успела образоваться эта раковина? Недавно я смотрел на небо, и на неC ничего не было - только две белые полосы. Да, вот так-то незаметно изменились и мои взгляды на жизнь!" Он вышел из луга и пошел по большой дороге к деревне. Поднимался ветерок, и стало серо,мрачно. Наступила пасмурная минута, предшествующаяобыкновенно рассвету, полной победе света над тьмой

Пожимаясь от холода, Левин быстро шел, глядя на землю. "Это что?кто-то едет", - подумал он, услыхав бубенцы, и поднял голову. В сорокашагах от него, ему навстречу, по той большой дороге-муравке, по которойон шел, ехала четверней карета с важами. Дышловые лошади жались от колейна дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах, держал дышлом поколее, так что колеса бежали по гладкому

Только это заметил Левин и, не думая о том, кто это может ехать, рассеянно взглянул в карету

В карете дремала в углу старушка, а у окна, видимо только что проснувшись, сидела молодая девушка, держась обеими руками за ленточки белогочепчика. Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она смотрела через него на зарю восхода

В то самое мгновение, как виденье это уж исчезало, правдивые глазавзглянули на него. Она узнала его, и удивленная радость осветила ее лицо

Он не мог ошибиться. Только одни на свете были эти глаза. Только однобыло на свете существо, способное сосредоточивать для него весь свет исмысл жизни. Это была она. Это была Кити. Он понял, что она ехала в Ергушово со станции железной дороги. И все то, что волновало Левина в этубессонную ночь, все те решения, которые были взяты им, все вдруг исчезло. Он с отвращением вспомнил свои мечты женитьбы на крестьянке. Тамтолько, в этой быстро удалявшейся и переехавшей на другую сторону дорогикарете, там только была возможность разрешения столь мучительно тяготившей его в последнее время загадки его жизни

Она не выглянула больше. Звук рессор перестал быть слышен, чуть слышныстали бубенчики. Лай собак показал, что карета проехала и деревню, - иостались вокруг пустые поля, деревня впереди и он сам, одинокий и чужойвсему, одиноко идущий по заброшенной большой дороге

Он взглянул на небо, надеясь найти там ту раковину, которою он любовался и которая олицетворяла для него весь ход мыслей и чувств нынешнейночи. На небе не было более ничего похожего на раковину. Там, в недосягаемой вышине, совершилась уже таинственная перемена. Не было и следараковины, и был ровный, расстилавшийся по целой половине неба ковер всеумельчаюшихся и умельчающихся барашков. Небо поголубело и просияло и стою же нежностью, но и с тою же недосягаемостью отвечало на его вопрошающий взгляд

"Нет, - сказал он себе, - как ни хороша эта жизнь, простая и трудовая,я не могу вернуться к ней. Я люблю ее"

XIII Никто, кроме самых близких людей к Алексею Александровичу, не знал,что этот с виду самый холодный и рассудительный человек имел одну, противоречившую общему складу его характера, слабость. Алексей Александрович не мог равнодушно слышать и видеть слезы ребенка или женщины. Видслез приводил его в растерянное состояние, и он терял совершенно способность соображения. Правитель его канцелярии и секретарь знали это и предуведомляли просительниц, чтоб отнюдь не плакали, если не хотят испортить свое дело. "Он рассердится и не станет вас слушать", - говорилиони. И действительно, в этих случаях душевное расстройство, производимоев Алексее Александровиче слезами, выражалось торопливым гневом. "Я немогу, не могу ничего сделать. Извольте идти вон!" - кричал он обыкновенно в этих случаях

Когда, возвращаясь со скачек, Анна объявила ему о своих отношениях кВронскому и тотчас же вслед за этим, закрыв лицо руками, заплакала,Алексей Александрович, несмотря на вызванную в нем злобу к ней, почувствовал в то же время прилив того душевного расстройства, которое нанего всегда производили слезы. Зная это и зная, что выражение в эту минуту его чувств было бы несоответственно положению, он старался удержатьв себе всякое проявление жизни и потому не шевелился и не смотрел нанее. От этого-то и происходило то странное выражение мертвенности на еголице, которое так поразило Анну

Когда они подъехали к дому, он высадил ее из кареты и, сделав усилиенад собой, с привычною учтивостью простился с ней и произнес те слова,которые ни к чему не обязывали его; он сказал, что завтра сообщит ейсвое решение

Слова жены, подтвердившие его худшие сомнения, произвели жестокую больв сердце Алексея Александровича. Боль эта была усилена еще тем страннымчувством физической жалости к ней, которую произвели на него ее слезы

Но, оставшись один в карете, Алексей Александрович, к удивлению своему ирадости, почувствовал совершенное освобождение и от этой жалости и отмучавших его в последнее время сомнений и страданий ревности

Он испытывал чувство человека, выдернувшего долго болевший зуб. Послестрашной боли и ощущения чего-то огромного, больше самой головы, вытягиваемого из челюсти, больной вдруг, не веря еще своему счастию, чувствует, что не существует более того, что так долго отравляло его жизнь,приковывало к себе все внимание, и что он опять может жить, думать и интересоваться не одним своим зубом. Это чувство испытал Алексей Александрович. Боль была странная и страшная, но теперь она прошла; он чувствовал, что может опять жить и думать не об одной жене

"Без чести, без сердца, без религии, испорченная женщина ! Это я всегда знал и всегда видел, хотя и старался, жалея ее, обманывать себя", сказал он себе. И ему действительно казалось, что он всегда это видел;он припоминал подробности их прошедшей жизни, которые прежде не казалисьему чем-либо дурным, - теперь эти подробности ясно показывали, что онавсегда была испорченною. "Я ошибся, связав свою жизнь с нею; но в ошибкемоей нет ничего дурного, и потому я не могу быть несчастлив. Виноват нея, - сказал он себе, - но она. Но мне нет дела до нее. Она не существует






Возможно заинтересуют книги: