Школьная библиотека

Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во времяобычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собою

Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта сила задержать где-то вглубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не толькоказаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною

Левин покраснел гораздо больше ее, когда она сказала ему, что встретила Вронского у княгини Марьи Борисовны. Ей очень трудно было сказать этоему, но еще труднее было продолжать говорить о подробностях встречи, таккак он не спрашивал ее, а только, нахмурившись, смотрел на нее

- Мне очень жаль, что тебя не было, - сказала она.....

хорошенько, откуда взять их. И это-то на минуту, когда Кити напомнила оденьгах, расстроило его;но ему некогда было думать об этом.Он ехал, размышляя о Катавасове и предстоящем знакомстве с Метровым

III Левин в этот свой приезд сошелся опять близко с бывшим товарищем поуниверситету, профессором Катавасовым, с которым он не видался со времени своей женитьбы. Катавасов был ему приятен ясностию и простотой своегомиросозерцания. Левин думал, что ясность миросозерцания Катавасова вытекала из бедности его натуры, Катавасов же думал, что непоследовательность мысли Левина вытекала из недостатка дисциплины его ума; но ясность Катавасова была приятна Левину, и обилие недисциплинованных мыслейЛевина было приятно Катавасову, и они любили встречаться и спорить

Левин читал Катавасову некоторые места из своего сочинения, и они понравились ему.....

и в pince-nez с синими стеклами читал книгу, стоявшую на пюпитре, осторожно на отлете держа красивою рукой до половины испеплившуюся сигару

Прекрасное, тонкое и молодое еще лицо его,которому курчавые блестящиесеребряные волосы придавали еще более породистое выражение, просиялоулыбкой, когда он увидел Левина

- Отлично! А я хотел к вам посылать. Ну,что Кити? Садитесь сюда, спокойнее... - Он встал и подвинул качалку. - Читали последний циркуляр в"Journal de St.-Petersbourg"? Я нахожу прекрасно, - сказал он с несколько французским акцентом

Левин рассказал слышанное от Катавасова о том, что говорят в Петербурге, и, поговорив о политике, рассказал про свое знакомство с Метровым ипоездку в заседание.....

торыми он поговорил и о политике, и о музыке, и об общих знакомых; междупрочим, встретил графа Боля, про визит к которому он совсем забыл

- Ну, так поезжайте сейчас, - сказала ему Львова, которой он передалэто, - может быть, вас не примут, а потом заезжайте за мной в заседание

Вы застанете еще

VI - Может быть, не принимают? - сказал Левин, входя в сени дома графиниБоль

- Принимают, пожалуйте, - сказал швейцар, решительно снимая с него шубу

"Экая досада, - думал Левин, со вздохом снимая одну перчатку и расправляя шляпу.....

анекдот, который тоже понравился. Потом зашла речь о лошадях, о бегахнынешнего дня и о том, как лихо Атласный Вронского выиграл первый приз

Левин не заметил, как прошел обед

- А! вот и они! - в конце уже обеда сказал Степап Аркадьевич, перегибаясь через спинку стула и протягивая руку шедшему к нему Вронскому свысоким гвардейским полковником. В лице Вронского светилось тоже общееклубное веселое добродушие. Он весело облокотился на плечо Степану Аркадьичу, что-то шепча ему, и с тою же веселою улыбкой протянул руку Левину

- Очень рад встретиться, - сказал он.....

читься давно уже, вот тянется три месяца. Как только будет развод, онавыйдет за Вронского. Как это глупо, этот старый обычай кружения, "Исаияликуй", в который никто не верит и который мешает счастью людей!- вставил Степан Аркадьич. - Ну, и тогда их положение будет определенно, какмое, как твое

- В чем же затруднение? - сказал Левин

- Ах, это длинная и скучная история! Все это так неопределенно у нас

Но дело в том, - она, ожидая этого развода здесь, в Москве, где все егои ее знают, живет три месяца; никуда не выезжает, никого не видает изженщин, кроме Долли, потому что, понимаешь ли, она не хочет, чтобы к нейездили из милости; эта дура княжна Варвара - и та уехала, считая этонеприличным.....

ложила хоть одну сотую той энергии на общее дело воспитания русских детей, которую она кладет на эту англичанку, Анна Аркадьевна сделала быбольшое, полезное дело

- Да вот что хотите, я не могла. Граф Алексей Кириллыч очень поощрялменя (произнося слова граф Алексей Кириллыч, она просительно-робковзглянула на Левина, и он невольно отвечал ей почтительным и утвердительным взглядом) - поощрял меня заняться школой в деревне. Я ходиланесколько раз. Они очень милы, но я не могла привязаться к этому делу

Вы говорите - энергию.....

- Ты влюбился в эту гадкую женщину, она обворожила тебя. Я видела потвоим глазам.. Да, да! Что ж может выйти из этого? Ты в клубе пил, пил,играл и потом поехал... к кому? Нет, уедем... Завтра я уеду

Долго Левин не мог успокоить жену. Наконец он успокоил ее, толькопризнавшись, что чувство жалости в соединении с вином сбили его и онподдался хитрому влиянию Анны и что он будет избегать ее. Одно, в чем онискреннее всего признавался, было то, что, живя так долго в Москве, заодними разговорами, едой и питьем, он ошалел. Они проговорили до трехчасов ночи.....

представлялся себе, вспомнив вчерашнее огорчение ее, пред нею, какою онабыла теперь! Зарумянившееся лицо ее, окруженное выбившимися из-под ночного чепчика мягкими волосами, сияло радостью и решимостью

Как ни мало было неестественности и условности в общем характере Кити,Левин был все-таки поражен тем, что обнажалось теперь пред ним, когдавдруг все покровы были сняты и самое ядро ее души светилось в ее глазах

И в этой простоте и обнаженности она, та самая, которую он любил, былаеще виднее. Она, улыбаясь, смотрела на него; но вдруг брови ее дрогнули,она подняла голову и, быстро подойдя к нему, взяла его за руку и всяприжалась к нему, обдавая его своим горячим дыханием.....

казалось возможно. Но когда он вернулся от доктора и увидал опять еестрадания, он чаще и чаще стал повторять: "Господи, прости, помоги",вздыхать и поднимать голову кверху; и почувствовал страх, что не выдержит этого, расплачется или убежит. Так мучительно ему было. А прошелтолько час

Но после этого часа прошел еще час, два, три, все пять часов, которыеон ставил себе самым дальним сроком терпения, и положение было все тоже; и он все терпел, потому что больше делать было нечего, как терпеть,каждую минуту думая, что он дошел до последних пределов терпения и чтосердце его вот-вот сейчас разорвется от сострадания

Но проходили еще минуты, часы и еще часы, и чувства его страдания иужаса росли и напрягались еще более

Все те обыкновенные условия жизни, без которых нельзя себе ничегопредставить, не существовали более для Левина.....