Книга "БЕСЫ". Страница 15
мямля, жесток, эгоист, низкие привычки, но ты его цени, во-первых ужпотому, что есть и гораздо хуже. Ведь не за мерзавца же какого я тебя сбытьс рук хочу, ты уж не подумала ли чего? А главное, потому что я прошу,потому и будешь ценить, - оборвала она вдруг раздражительно, - слышишь? Чтоже ты уперлась?Даша вс¬ молчала и слушала
- Стой, подожди еще. Он баба - но ведь тебе же лучше. Жалкая, впрочем,баба; его совсем не стоило бы любить женщине. Но его стоит за беззащитностьего любить, и ты люби его за беззащитность. Ты ведь меня понимаешь?Понимаешь?Даша кивнула головой утвердительно
- Я так и знала, меньше не ждала от тебя. Он тебя любить будет, потому чтодолжен, должен; он обожать тебя должен! - как-то особенно раздражительновзвизгнула Варвара Петровна, - а впрочем он и без долгу в тебя влюбится, яведь знаю его. К тому же я сама буду тут. Не беспокойся, я всегда буду тут
Он станет на тебя жаловаться, он клеветать на тебя начнет, шептаться будето тебе с первым встречным, будет ныть, вечно ныть; письма тебе будет писатьиз одной комнаты в другую, в день по два письма, но без тебя вс¬-таки непроживет, а в этом и главное. Заставь слушаться; не сумеешь заставить дура будешь. Повеситься захочет, грозить будет - не верь; один тольковздор! Не верь, а вс¬-таки держи ухо востро, не ровен час и повесится; сэтакими-то и бывает; не от силы, а от слабости вешаются; а потому никогдане доводи до последней черты, - и это первое правило в супружестве. Помнитоже, что он поэт. Слушай, Дарья: нет выше счастья, как собою пожертвовать
И к тому же ты мне сделаешь большое удовольствие, а это главное. Ты недумай, что я по глупости сейчас сбрендила; я понимаю, что говорю. Яэгоистка, будь и ты эгоисткой. Я ведь не неволю; вс¬ в твоей воле, какскажешь, так и будет. Ну, что ж уселась, говори что-нибудь!- Мне ведь вс¬ равно, Варвара Петровна, если уж непременно надобно замужвыйти, - твердо проговорила Даша
- Непременно? Ты на что это намекаешь? - строго и пристально посмотрелаВарвара Петровна
Даша молчала, ковыряя в пяльцах иголкой
- Ты хоть и умна, но ты сбрендила. Это хоть и правда, что я непременнотеперь тебя вздумала замуж выдать, но это не по необходимости, а потомутолько, что мне так придумалось, и за одного только Степана Трофимовича. Небудь Степана Трофимовича, я бы и не подумала тебя сейчас выдавать, хотьтебе уж и двадцать лет... Ну?- Я как вам угодно, Варвара Петровна
- Значит, согласна! Стой, молчи, куда торопишься, я не договорила: позавещанию тебе от меня пятнадцать тысяч рублей положено. Я их теперь жетебе выдам, после венца. Из них восемь тысяч ты ему отдашь, то-есть не ему,а мне. У нeгo есть долг в восемь тысяч; я и уплачу, но надо, чтоб он знал,что твоими деньгами. Семь тысяч останутся у тебя в руках, отнюдь ему недавай ни рубля никогда. Долгов его не плати никогда. Раз заплатишь - потомне оберешься. Впрочем я всегда буду тут. Вы будете получать от меняежегодно по тысяче двести рублей содержания, а с экстренными тысячупятьсот, кроме квартиры и стола, которые тоже от меня будут, точно так, каки теперь он пользуется. Прислугу только свою заведите. Годовые деньги ятебе буду все разом выдавать, прямо тебе на руки. Но будь и добра: иногдавыдай и ему что-нибудь, и приятелям ходить позволяй, раз в неделю, а есличаще, то гони. Но я са0 буду тут. А коли умру, пенсион ваш не прекратитсядо самой его смерти, слышишь до его только смерти, потому что это егопенсион, а не твой. А тебе, кроме теперешних семи тысяч, которые у тебяостанутся в целости, если не будешь сама глупа, еще восемь тысяч взавещании оставлю. И больше тебе от меня ничего не будет, надо чтобы тызнала. Ну, согласна что ли? Скажешь ли наконец что-нибудь?- Я уже сказала, Варвара Петровна
- Вспомни, что твоя полная воля, как захочешь, так и будет
- Только позвольте, Варвара Петровна, разве Степан Трофимыч вам уже говорилчто-нибудь?- Нет, он ничего не говорил и не знает, но... он сейчас заговорит!Она мигом вскочила и набросила на себя свою черную шаль. Даша опять немногопокраснела и вопросительным взглядом следила за нею. Варвара Петровна вдругобернулась к ней с пылающим от гнева лицом:- Дура ты! - накинулась она на нее, как ястреб, - дура неблагодарная! Что утебя на уме? Неужто ты думаешь, что я скомпрометирую тебя хоть чем-нибудь,хоть на столько вот! Да он сам на коленках будет ползать просить, он долженот счастья умереть, вот так это будет устроено! Ты ведь знаешь же, что ятебя в обиду не дам! Или ты думаешь, что он тебя за эти восемь тысячвозьмет, а я бегу теперь тебя продавать? Дура, дура, все вы дурынеблагодарные! Подай зонтик!И она полетела пешком, по мокрым кирпичным тротуарам и по деревянныммосткам к Степану Трофимовичу
VII
Это правда, что "Дарью" она не дала бы в обиду; напротив, теперь-то исчитала себя ее благодетельницей. Самое благородное и безупречноенегодование загорелось в душе ее, когда, надевая шаль, она поймала на себесмущенный и недоверчивый взгляд своей воспитанницы. Она искренно любила еес самого ее детства, Прасковья Ивановна справедливо назвала Дарью Павловнуее фавориткой. Давно уже Варвара Петровна решила раз навсегда, что "Дарьинхарактер не похож на братнин" (то-есть на характер брата ее, Ивана Шатова),что юна тиха и кротка, способна к большому самопожертвованию, отличаетсяпреданностию, необыкновенною скромностию, редкою рассудительностию иглавное благодарностию. До сих пор, повидимому, Даша оправдывала все ееожидания. "В этой жизни не будет ошибок", - сказала Варвара Петровна, когдадевочке было еще двенадцать лет, и так как она имела свойство привязыватьсяупрямо и страстно к каждой пленившей ее мечте, к каждому своему новомупредначертанию, к каждой мысли своей, показавшейся ей светлою, то тотчас жеи решила воспитывать Дашу как родную дочь. Она немедленно отложила ейкапитал и пригласила в дом гувернантку, мисс Кригс, которая и прожила у нихдо шестнадцатилетнего возраста воспитанницы, но ей вдруг, почему-то, былоотказано. Ходили учителя из гимназии, между ними один настоящий француз,который и обучил Дашу по-французски. Этому тоже было отказано вдруг, точнопрогнали. Одна бедная, заезжая дама, вдова из благородных, обучала нафортепьяно. Но главным педагогом был вс¬-таки Степан Трофимович
По-настоящему, он первый и открыл Дашу: он стал обучать тихого ребенка ещетогда, когда Варвара Петровна о ней и не думала. Опять повторю: удивительнокак к нему привязывались дети! Лизавета Николаевна Тушина училась у него свосьми лет до одиннадцати (разумеется, Степан Трофимович учил ее безвознаграждения и ни за что бы не взял его от Дроздовых). Но он сам влюбилсяв прелестного ребенка и рассказывал ей какие-то поэмы об устройстве мира,земли, об истории человечества. Лекции о первобытных народах и опервобытном человеке были занимательнее арабских сказок. Лиза, котораямлела за этими рассказами, чрезвычайно смешно передразнивала у себя домаСтепана Трофимовича. Тот узнал про это и раз подглядел ее врасплох
Сконфуженная Лиза бросилась к нему в объятия и заплакала. Степан Трофимовичтоже, от восторга. Но Лиза скоро уехала, и осталась одна Даша. Когда к Дашестали ходить учителя, то Степан Трофимович оставил с нею свои занятия имало-по-малу совсем перестал обращать на нее внимание. Так продолжалосьдолгое время. Раз, когда уже ей было семнадцать лет, он был вдруг пораженее миловидностию. Это случилось за столом у Варвары Петровны. Он заговорилс молодою девушкой, был очень доволен ее ответами и кончил предложениемпрочесть ей серьезный и обширный курс истории русской литературы. ВарвараПетровна похвалила и поблагодарила его за прекрасную мысль, а Даша была ввосторге. Степан Трофимович стал особенно приготовляться к лекциям, инаконец они наступили. Начали с древнейшего периода; первая лекция прошлаувлекательно; Варвара Петровна присутствовала. Когда Степан Трофимовичкончил и уходя объявил ученице, что в следующий раз приступит к разборуСлова о полку Игореве, Варвара Петровна вдруг встала и объявила, что лекцийбольше не будет. Степан Трофимович покоробился, но смолчал, Даша вспыхнула;тем и кончилась однако же затея. Произошло это ровно за три года дотеперешней неожиданной фантазии Варвары Петровны
Бедный Степан Трофимович сидел один и ничего не предчувствовал. В грустномраздумьи давно уже поглядывал он в окно, не подойдет ли кто из знакомых. Ноникто не хотел подходить. На дворе моросило, становилось холодно; надо былопротопить печку; он вздохнул. Вдруг страшное видение предстало его очам:Варвара Петровна в такую погоду и в такой неурочный час к нему! И пешком!Он до того был поражен, что забыл переменить костюм и принял ее как был, всвоей всегдашней, розовой ватной фуфайке
