Школьная библиотека

не мог он иначе сделать, как обворовав вас хитростным образом, по малому ив разные сроки. Пишу вам сие, желая добра, несмотря на то что некоторыеособы умеют только обижать и обманывать всех людей, преимущественно жечестных и обладающих добрым характером; сверх того, заочно поносят их ипредставляют их в обратном смысле, единственно из зависти и потому, чтосами себя не могут назвать таковыми

В.".

Прочтя письмо Вахрамеева, герой наш долго еще оставался в неподвижномположении на диване своем.....

перед которым бы он не покурил, по своему обыкновению, чем-нибудь самымприятным и сладким, так что обкуриваемое лицо только нюхало и чихало дослез в знак высочайшего удовольствия. И, главное, все это делалось мигом:быстрота хода подозрительного и бесполезного господина Голядкина былоудивительная! Чуть успеет, например, полизаться с одним, заслужитьблагорасположение его, - и глазком не мигнешь, как уж он у другого

Полижется-полижется с другим втихомолочку, сорвет улыбочку благоволения,лягнет своей коротенькой, кругленькой, довольно, впрочем, дубоватенькойножкой, и вот уж и с третьим, и куртизанит уж третьего, с ним тоже лижетсяпо-приятельски; рта раскрыть не успеваешь, в изумление не успеешь прийти, а уж он у четвертого, и с четвертым уже на тех же кондициях, - ужас:колдовство, да и только! И все рады ему, и все любят его, и все превозносятего, и все провозглашают хором, что любезность и сатирическое ума егонаправление не в пример лучше любезности и сатирического направлениянастоящего господина Голядкина, и стыдят этим настоящего и невинногогосподина Голядкина, и отвергают правдолюбивого господина Голядкина, и ужегонят в толчки благонамеренного господина Голядкина, и уже сыплют щелчки визвестного любовию к ближнему настоящего господина Голядкина!.....

теперь в интересы господина Голядкина. "Он отчасти в своем праве, - подумалгосподин Голядкин, - ведь что ж я ему? Он, может быть, уже и получил сдругой стороны, а потому и отлучился по самонужнейшей-то. А вот я ему итого.." Господин Голядкин понял, что время гривенников наступило.

- Вот тебе, милый друг...

- Чувствительно благодарен вашему благородию.

- Еще более дам.

- Слушаю, ваше благородие.

- Теперь, сейчас еще более дам и, когда дело кончится, еще столько жедам. Понимаешь?

Писарь молчал, стоял в струнку и неподвижно смотрел на господинаГолядкина.....

- Нет, я, мой друг, ты не думай... я ведь здесь стою не для того, чтобкто-нибудь не видел меня. А я, мой друг, теперь буду не здесь... буду вотздесь в переулочке. Кофейная есть здесь одна; так я там буду ждать, а ты,если случится что, и уведомляй меня обо всем, понимаешь?

- Хорошо-с. Пустите только; я понимаю...

- А я тебя поблагодарю, милый мой! - кричал господин Голядкин вследосвободившемуся наконец Писаренке... "Шельмец, кажется, грубее стал после,- подумал герой наш, украдкой выходя из-за печки. - Тут еще есть крючок

Это ясно.....

осмотрелся кругом... Трудно сказать, чем бы кончилось дело... Но вдругдверь из кабинета его превосходительства отворилась, и он сам вышел, всопровождении некоторых чиновников.За ним потянулись все, кто ни был вкомнате. Его превосходительство подозвал Андрея Филипповича и пошел с нимрядом, заведя разговор о каких-то делах. Когда все тронулись и пошли вон изкомнаты, опомнился и господин Голядкин. Присмирев, приютился он подкрылышко Антона Антоновича Сеточкина, который сзади всех ковылял в своюочередь и, как показалось Господину Голядкину, с самым строгим иозабоченным видом.....

и ринулся в погоню за своим неприятелем

ГЛАВА XI

Дух занимался в груди господина Голядкина; словно на крыльях летел онвслед за своим быстро удалявшимся неприятелем. Чувствовал он в себеприсутствие страшной энергии. Впрочем, несмотря на присутствие страшнойэнергии, господин Голядкин мог смело надеяться, что в настоящую минуту дажепростой комар, если бы только он мог в такое время жить в Петербурге,весьма бы удобно перешиб его крылом своим. Чувствовал он еще, что опал иослаб совершенно, что несет его какою-то совершенно особенною и постороннеюсилою, что он вовсе не сам идет, что, напротив, его ноги подкашиваются ислужить отказываются.....

Яков Петрович, вы не поверите... Дайте мне это письмо, чтоб разорвать его,в ваших же глазах, Яков Петрович, или если уж этого никак невозможно, тоумоляю вас читать его наоборот, - совсем наоборот, то есть нарочно снамерением дружеским, давая обратный смысл всем словам письма моего. Язаблуждался. Простите меня, Яков Петрович, я совсем... я горестнозаблуждался, Яков Петрович.

- Вы говорите? - довольно рассеянно и равнодушно спросил вероломныйдруг господина Голядкина-старшего.

- Я говорю, что я совсем заблуждался, Яков Петрович, и что с моейстороны я совершенно без ложного стыда.....

покраснел: как-то нечаянно опустил он глаза в землю и увидел, что был втаком неприличном костюме, в котором и у себя дома ему быть нельзя, нетолько в общественном месте. Сапоги, панталоны и весь левый бок его былисовершенно в грязи, штрипка на правой ноге оторвана, а фрак даже разорванво многих местах. В неистощимой тоске своей подошел наш герой к столу, закоторым читал, и увидел, что к нему подходит трактирный служитель скаким-то странным и дерзко-настоятельным выражением в лице. Потерявшись иопав совершенно, герой наш начал рассматривать стол, за которым стоялтеперь.....

всякого дрязгу, что стал было вместе сбирать и увязывать, и стремглавбросился вон из комнаты. Господин Голядкин между тем схватился еще раз записьмо - но читать его не мог. Схватив в обе руки свою победную голову, онв изумлении прислонился к стене. Думать ни о чем он не мог, делатьчто-нибудь тоже не мог; он и сам не знал, что с ним делается. Наконец,видя, что время проходит, а ни Петрушки, ни салопа еще не являлось,господин Голядкин решился пойти сам. Растворив двери в сени, он услышалвнизу шум, говор, спор и толки... Несколько соседок болтали, кричали,судили, рядили о чем-то, - уж это господин Голядкин знал, о чем именно

Слышался голос Петрушки; потом послышались чьи-то шаги.....

другой лакей, развалившийся на залавке и до сих пор не сказавший ни слова.

- Сапогов топтать! Не велел принимать, знаешь? Ихняя череда по утрам.

- Доложи. Язык, что ли, отвалится?

- Да я-то доложу: язык не отвалится. Не велел: сказано - не велел

Войдите в комнату-то.

Господин Голядкин вошел в первую комнату; на столе стояли часы. Онвзглянул: половина девятого. Сердце у него заныло в груди. Он было ужехотел воротиться; но в эту самую минуту долговязый лакей, став на порогеследующей комнаты, громко провозгласил фамилию господина Голядкина.....