Школьная библиотека

Но в это мгновение внезапный шум, раздавшийся из передней, и резкий,крикливый голос, спрашивающий Марью Александровну, заставил Зину вдругостановиться. Марья Александровна вскочила с места

- Ах, боже мой! - вскричала она, - черт несет эту сороку, полковницу!Да ведь я ж ее почти выгнала две недели назад! - прибавила она чуть не вотчаянии. - Но... но невозможно теперь не принять ее! Невозможно! Она,наверно, с вестями, иначе не посмела бы и явиться. Это важно, Зина! Мненадо знать... Ничем теперь не надо пренебрегать! Но как я вам благодарназа ваш визит! - закричала она, бросаясь навстречу вошедшей гостье.....

вас ответа на мой вопрос и больше ничего

- Но, Зина, ведь я люблю тебя! Я обожаю тебя, а ты меня отталкиваешь... ведь я для твоего же счастья стараюсь..

И непритворные слезы заблистали в глазах ее. Марья Александровнадействительно любила Зину, по-своему, а в этот раз, от удачи и от волнения, чрезвычайно расчувствовалась. Зина, несмотря на некоторую ограниченность своего настоящего взгляда на вещи, понимала, что мать ее любит,- и тяготилась этой любовью. Ей даже было бы легче, если б мать ее ненавидела..

- Ну, не сердитесь, маменька, я в таком волнении, - сказала она, чтобуспокоить ее

- Не сержусь, не сержусь, мой ангельчик! - защебетала Марья Александровна, мигом оживляясь.....

И Марья Александровна погрузилась в свои размышления. Нечего сказать:они были хлопотливы. Но ведь говорится же, что охота пуще неволи

Оставшись одна, Зина долго ходила взад и вперед по комнате, скрестивруки, задумавшись. О многом она передумала. Часто и почти бессознательноповторяла она: "Пора, пора, давно пора!" Что значило это отрывочноевосклицание? Не раз слезы блистали на ее длинных шелковистых ресницах

Она не думала отирать их, - останавливать. Но напрасно беспокоилась еемаменька и старалась проникнуть в мысли своей дочери: Зина совершеннорешилась и приготовилась ко всем последствиям.....

тальные присутствующие, как нарочно, были необыкновенно скучны. Зина была как-то торжественно молчалива. Мозгляков был, видимо, не в своей тарелке и мало ел. Он об чем-то думал, и так как это случалось с ним довольно редко, то Марья Александровна была в большом беспокойстве. Настасья Петровна сидела угрюмая и даже, украдкой, делала Мозглякову какие-то странные знаки, которых тот совершенно не примечал. Не будь очаровательно любезной хозяйки, обед походил бы на похороны

А между тем Марья Александровна была в невыразимом волнении.....

шести бокалов, как-то весь раскис и некрепко держался на ногах. Затоболтал без умолку. Болтовня в нем даже усилилилась. Марья Александровнапонимала, что эта вспышка минутная и что отяжелевшему гостю скоро захочется спать. Надо было ловить минуту. Оглядев поле битвы, она с наслаждением заметила, что сластолюбивый старичок как-то особенно лакомо поглядывал на Зину, и родительское сердце ее затрепетало от радости

- Чрез-вы-чайно весело, - отвечал князь, - и, знаете, бес-по-добней-шая женщина, Наталья Дмитриевна, бес-по-до-бнейшая женщина!

Как ни занята была Марья Александровна своими великими планами, нотакая звонкая похвала сопернице уколола ее в самое сердце

- Помилуйте, князь! - вскричала она, сверкая глазами, - если уж вашаНаталья Дмитриевна бесподобная женщина, так уж я и не знаю, что послеэтого! Но после этого вы совершенно не знаете здешнего общества, совершенно не знаете! Ведь это только одна выставка своих небывалых достоинств, своих благородных чувств, одна комедия, одна наружная золотая кора.....

- Зачем же вы губите себя, князь? - воскликнула она торжественно. Столько чувства, столько жизненной силы, столько богатств душевных, изарыться на всю жизнь в уединение! убежать от людей, от друзей! Но этонепростительно! Одумайтесь, князь! взгляните на жизнь, так сказать, ясным оком! Воззовите из сердца своего воспоминания прошедшего, - воспоминания золотой вашей молодости, золотых беззаботных дней, - воскреситеих, воскресите себя! Начните опять жить в обществе, меж людей! Поезжайтеза границу, в Италию, в Испанию - в Испанию, князь!.....

- А я и сам не знаю за что! - отвечал старичок, от слабости садясь накресло. - Я, знаете, на ба-ле был и какой-то анекдот рас-сказал; а им непонра-ви-лось. Ну и вышла история!

- Неужели только за это, князь?

- Нет. Я еще по-том в карты иг-рал с князем Петром Демен-тьи-чем ибез шести ос-тал-ся. У меня было два ко-ро-ля и три дамы... или, лучшесказать, три дамы и два ко-ро-ля... Нет! один ко-ро-ль! а потом уж былии да-мы..

- И за это? за это! о адское бесчеловечие! вы плачете, князь! Но теперь этого не будет! Теперь я буду подле вас, мой князь; я не расстанусьс Зиной, и посмотрим, как они осмелятся сказать слово!.....

ляков. Не знаю, чт`о именно хотелось ему выразить своим восклицанием,но, вероятно, что-нибудь очень громовое

Марья Александровна кротко поглядела ему в лицо

- Сядьте! - грустно проговорила она, показывая ему на кресла, в которых, четверть часа тому, покоился князь

- Но послушайте наконец, Марья Александровна! - вскричал озадаченныйМозгляков. - Вы смотрите на меня так, как будто вы вовсе не виноваты, акак будто я же виноват перед вами! Ведь это нельзя же-с!.. такой тон!.

ведь это, наконец, превышает меру человеческого терпения.....

Павел Александрович! я отжила свой век. Я рассчитывала для нее, для моего ангела, для моего дитяти, - и какая мать может обвинить меня в этомслучае?

Слезы заблистали в глазах Марьи Александровны. Павел Александрович визумлении слушал эту откровенную исповедь и в недоумении хлопал глазами

- Ну да, какая мать... - проговорил он наконец. - Вы хорошо поете,Марья Александровна, - но... но ведь вы мне дали слово! Вы обнадеживалии меня... Мне-то каково? подумайте! Ведь я теперь, знаете, с каким носом?

- Но неужели вы полагаете, что я об вас не подумала, mon cher Paul!Напротив: во всех этих расчетах была для вас такая огромная выгода, чтоона-то и понудила меня, главным образом, исполнить все это предприятие

- Моя выгода! - вскричал Мозгляков, на этот раз совершенно ошеломленный.....

молить бога о его здоровье. Надобно всем сердцем желать долгих дней этому милому, этому доброму, этому рыцарски честному старичку! Я первая, сослезами, и день и ночь буду молиться за счастье моей дочери. Но, увы!кажется, здоровье князя ненадежно! К тому же придется теперь посетитьстолицу, вывозить Зину в свет. Боюсь, ох боюсь, чтоб это окончательно недовершило его! Но - будем молиться, cher Paul, а остальное - в руце божией!.. Вы уже идете! Благословляю вас, mon ami! Надейтесь, терпите, мужайтесь, главное - мужайтесь! Я никогда не сомневалась в благородствечувств ваших.....