Школьная библиотека

существо было генеральша! Ну, знаете, этот аристократизм, beau monde!.

Скажите: вы, вероятно, встречались... Я, признаюсь, с нетерпением ждалавас сюда: я надеялась от вас многое, многое узнать о петербургскихдрузьях наших..

- Мне очень жаль, что я не могу... извините... Я уже сказал, чтоочень редко был в обществе, и совершенно не знаю генерала Половицына;даже не слыхивал, - отвечал я с нетерпением, внезапно сменив мою любезность на чрезвычайно досадливое и раздраженное состояние духа

- Занимался минералогией! - с гордостью подхватил неисправимый дядя

- Это, брат, что камушки там разные рассматривает, минералогия-то?

- Да, дядюшка, камни..

- Гм... Много есть наук, и все полезных! А я ведь, брат, по правде, ине знал, что такое минералогия! Слышу только, что звонят где-то на чужойколокольне. В чем другом - еще так и сяк, а в науках глуп - откровеннокаюсь!

- Откровенно каетесь? - подхватил, ухмыляясь Обноскин

- Папочка! - вскрикнула Саша, с укоризной смотря на отца

- Что, душка? Ах, боже мой, я ведь все прерываю вас, Анфиса Петровна,- спохватился дядя, не поняв восклицания Сашеньки. - Извините, радиХриста!

- О, не беспокойтесь! - отвечала с кисленькою улыбочкой Анфиса Петровна. - Впрочем, я уже все сказала вашему племяннику и заключу разветем, monsieur Serge, - так, кажется? - что вам решительно надо исправиться. Я верю, что науки, искусства... ваяние, например... ну, словом,все эти высокие идеи имеют, так сказать, свою о-ба-я-тельную сторону, ноони не заменят дам!.. Женщины, женщины, молодой человек, формируют вас,и потому без них невозможно, невозможно, молодой человек, не-воз-можно!

- Невозможно, невозможно! - раздался снова несколько крикливый голосТатьяны Ивановны. - Послушайте, - начала она, как-то детски спеша и, разумеется, вся покраснев, - послушайте, я хочу вас спросить..

- Что прикажете-с? - отвечал я, внимательно в нее вглядываясь

- Я хотела вас спросить: надолго вы приехали или нет?

- Ей-богу, не знаю-с; как дела..

- Дела! Какие у него могут быть дела?.. О безумец!.

И Татьяна Ивановна, краснея донельзя и закрываясь веером, нагнулась кгувернантке и тотчас же начала ей что-то шептать. Потом вдруг засмеяласьи захлопала в ладоши

- Постойте! постойте! - вскричала она, отрываясь от своей конфиданткии снова торопливо обращаясь ко мне, как будто боясь, чтоб я не ушел, послушайте, знаете ли, что я вам скажу? вы ужасно, ужасно похожи на одного молодого человека, о-ча-ро-ва-тельного молодого человека!.. Сашенька, Настенька, помните? Он ужасно похож на того безумца - помнишь,Сашенька! еще мы катались и встретили... верхом и в белом жилете... ещеон навел на меня свой лорнет, бесстыдник! Помните, я еще закрылась вуалью, но не утерпела, высунулась из коляски и закричала ему: "бесстыдник!", а потом бросила на дорогу мой букет... Помнишь, Настенька?

И полупомешанная на амурах девица вся в волнении закрыла лицо руками;потом вдруг вскочила с своего места, порхнула к окну, сорвала с горшкарозу, бросила ее близ меня на пол и убежала из комнаты. Только ее и видели! В этот раз произошло даже некоторое замешательство, хотя генеральша, как и в первый раз, была совершенно спокойна. Анфиса Петровна,например, была не удивлена, но как будто чем-то вдруг озабо5на, и стоской посмотрела на своего сына; барышни покраснели, а Поль Обноскин, скакою-то непонятною тогда для меня досадою, встал со стула и подошел кокну. Дядя начал было делать мне знаки, но в эту минуту новое лицо вошлов комнату и привлекло на себя всеобщее внимание

- А! вот и Евграф Ларионыч! легок на помине! - закричал дядя, нелицемерно обрадовавшись. - Что, брат, из города?

"Ну, чудаки! их как будто нарочно собирали сюда!" - подумал я про себя, не понимая еще хорошенько всего, что происходило перед моими глазами, не подозревая и того, что и сам я, кажется, только увеличил коллекцию этих чудаков, явясь между ними

V

ЕЖЕВИКИН

В комнату вошла, или, лучше сказать, как-то протеснилась (хотя дверибыли очень широкие), фигурка, которая еще в дверях сгибалась, кланяласьи скалила зубы, с чрезвычайным любопытством оглядывая всех присутствовавших. Это был маленький старичок, рябой, с быстрыми и вороватыми глазками, с плешью и с лысиной и с какой-то неопределенной, тонкой усмешкойна довольно толстых губах. Он был во фраке, очень изношенном и, кажется,с чужого плеча. Одна пуговица висела на ниточке; двух или трех совсем небыло. Дырявые сапоги, засаленная фуражка гармонировали с его жалкойодеждой. В руках его был бумажный клетчатый платок, весь засморканный,которым он обтирал пот со лба и висков. Я заметил, что гувернантка немного покраснела и быстро взглянула на меня. Мне показалось даже, что вэтом взгляде было что-то гордое и вызывающее

- Прямо из города, благодетель! прямо оттуда, отец родной! все расскажу, только позвольте сначала честь заявить, - проговорил вошедший старичок и направился прямо к генеральше, но остановился на полдороге иснова обратился к дяде:

- Вы уж извольте знать мою главную черту, благодетель: подлец, настоящий подлец! Ведь я, как вхожу, так уж тотчас же главную особу в домеищу, к ней первой и стопы направляю, чтоб таким образом, с первого шагу,милости и протекцию приобрести. Подлец, батюшка, подлец, благодетель!Позвольте, матушка барыня, ваше превосходительство, платьице ваше поцеловать, а то я губами-то ручку вашу, золотую, генеральскую замараю

Генеральша подала ему руку, к удивлению моему, довольно благосклонно

- И вам, раскрасавица наша, поклон, - продолжал он, обращаясь к девице Перепелицыной. - Что делать, сударыня-барыня: подлец! еще в тысячавосемьсот сорок первом году было решено, что подлец, когда из службы меня исключили, именно тогда, как Валентин Игнатьич Тихонцов в высокоблагородные попал: асессор дали; его в асессоры, а меня в подлецы. А уж ятак откровенно создан, что во всем признаюсь. Что делать! пробовал честно жить, пробовал, теперь надо попробовать иначе. Александра Егоровна,яблочко наше наливное, - продолжал он, обходя стол и пробираясь к Сашеньке, - позвольте ваше платьице поцеловать; от вас, барышня, яблочкомпахнет и всякими деликатностями. Имениннику наше почтение; лук и стрелувам, батюшка, привез, сам целое утро делал; ребятишки мои помогали; вотужо и будем спускать. А подрастете, в офицеры поступите, турке головусрубите. Татьяна Ивановна... ах, да их нет, благодетельницы! а то б и уних платьице поцеловал. Прасковья Ильинична, матушка наша родная, протесниться-то только к вам не могу, а то б не только ручку, даже и ножкубы вашу поцеловал - вот как-с! Анфиса Петровна, мое вам всяческое уважение свидетельствую. Еще сегодня за вас бога молил, благодетельница, наколенках, со слезами, бога молил и за сыночка вашего тоже, чтоб ниспослал ему всяких чинов и талантов: особенно талантов! Кстати уж и ИвануИвановичу Мизинчикову наше всенижайшее. Пошли вам господь все, что самисебе желаете. Потому что и не разберешь, сударь, чего сами-то вы себежелаете: молчаливенькие такие-с... Здравствуй, Настя; вся моя мелюзгатебе кланяется; каждый день о тебе поминают. А вот теперь и хозяинубольшой поклон. Из города, ваше высокородие, прямехонько из города. Аэто, верно, племянничек ваш, что в ученом факультете воспитывался? Почтение наше всенижайшее, сударь; пожалуйте ручку

Раздался смех. Понятно было, что старик играл роль какого-то добровольного шута. Приход его развеселил общество. Многие и не поняли егосарказмов, а он почти всех обошел. Одна гувернантка, которую он, к удивлению моему, назвал просто Настей, краснела и хмурилась. Я было отдернулруку: того только, кажется, и ждал старикашка

- Да ведь я только пожать ее у вас просил, батюшка, если только позволите, а не поцеловать. А вы уж думали, что поцеловать? Нет, отец родной, покамест еще только пожать. Вы, благодетель, верно меня за барскогошута принимаете? - проговорил он, смотря на меня с насмешкою

- Н... нет, помилуйте, я..