Школьная библиотека

набуянил. Был отдан под суд и приговорен к строгому наказанию. Испугавшисьпредстоящего наказания донельзя, до последней степени, как самый жалкийтрус, он накануне того дня, когда его должны были прогнать сквозь строй,бросился с ножом на вошедшего в арестантскую комнату караульного офицера

Разумеется, он очень хорошо понимал, что таким поступком он чрезвычайноусилит приговор и срок каторжной работы. Но расчет был именно в том, чтобхоть на несколько дней, хоть на несколько часов отдалить страшную минутунаказания! Он до того был трус, что, бросившись с ножом, он даже не ранилофицера, а сделал все для проформы, для того только, чтоб оказалось новоепреступление, за которое бы его опять стали судить

Минута перед наказанием, конечно, ужасна для приговоренного, и мне внесколько лет пришлось видеть довольно подсудимых накануне рокового для нихдня. Обыкновенно я встречался с подсудимыми арестантами в госпитале, варестантских палатах, когда лежал больной, что случалось довольно часто

Известно всем арестантам во всей России, что самые сострадательные для нихлюди - доктора. Они никогда не делают между арестантами различия, какневольно делают почти все посторонние, кроме разве одного простого народа

Тот никогда не корит арестанта за его преступление, как бы ужасно оно нибыло, и прощает ему все за понесенное им наказание и вообще за несчастье

Недаром же весь народ во всей России называет преступление несчастьем, апреступников несчастными. Это глубоко знаменательное определение. Оно темболее важно, что сделано бессознательно, инстинктивно. Доктора же истинное прибежище арестантов во многих случаях, особенно для подсудимых,которые содержатся тяжеле решоных... И вот подсудимый, рассчитав вероятныйсрок ужасного для него дня, уходит часто в госпиталь, желая хотьсколько-нибудь отдалить тяжелую минуту. Когда же он обратно выписывается,почти наверно зная, что роковой срок завтра, то всегда почти бывает всильном волнении. Иные стараются скрыть свои чувства из самолюбия, нонеловкий, напускной кураж не обманывает их товарищей. Все понимают, в чемдело, и молчат про себя из человеколюбия. Я знал одного арестанта, молодогочеловека, убийцу, из солдат, приговоренного к полному числу палок. Он дотого заробел, что накануне наказания решился выпить крышку вина, настояв внем нюхательного табаку. Кстати: вино всегда является у подсудимогоарестанта перед наказанием. Оно проносится еще задолго до срока, добываетсяза большие деньги, и подсудимый скорее будет полгода отказывать себе всамом необходимом, но скопит нужную сумму на четверть штофа вина, чтобвыпить его за четверть часа до наказания. Между арестантами вообщесуществует убеждение, что хмельной не так больно чувствует плеть или палки

Но я отвлекаюсь от рассказа. Бедный малый, выпив свою крышку вина,действительно тотчас же сделался болен: с ним началась рвота с кровью, иего отвезли в госпиталь почти бесчувственного. Эта рвота до того расстроилаего грудь, что через несколько дней в нем открылись признаки настоящейчахотки, от которой он умер через полгода. Доктора, лечившие его отчахотки, не знали, отчего она произошла

Но, рассказывая о часто встречающемся малодушии преступников переднаказание, я должен прибавить, что, напротив, некоторые из них изумляютнаблюдателя необыкновенным бесстрашием. Я помню несколько примеров отваги,доходившей до какой-то бесчувственности, и примеры эти были не совсемредки. Особенно помню я мою встречу с одним страшным преступником. В одинлетний день распространился в арестантских палатах слух, что вечером будутнаказывать знаменитого разбойника Орлова, из беглых солдат, и посленаказания приведут в палаты. Больные арестанты в ожидании Орловаутверждали, что накажут его жестоко. Все были в некотором волненивC и,признаюсь, я тоже ожидал появления знаменитого разбойника с крайнимлюбопытством. Давно уже я слышал о нем чудеса. Это был злодей, каких мало,резавший хладнокровно стариков и детей, - человек с страшной силой воли и сгордым сознанием своей силы. Он повинился во многих убийствах и былприговорен к наказанию палками, сквозь строй. Привели его уже вечером. Впалате уже стало темно, и зажгли свечи. Орлов был почти без чувств, страшнобледный, с густыми, всклокоченными, черными как смоль волосами. Спина еговспухла и была кроваво-синего цвета. Всю ночь ухаживали за ним арестанты,переменяли ему воду, переворачивали его с боку на бок, давали лекарство,точно они ухаживали за кровным родным, за каким-нибудь своим благодетелем

На другой же день он очнулся вполне и прошелся раза два по палате! Это меняизумило: он прибыл в госпиталь слишком слабый и измученный. Он прошел заразцелую половину всего предназначенного ему числа палок. Доктор остановилэкзекуцию только тогда, когда заметил, что дальнейшее продолжение наказаниягрозило преступнику неминуемой смертью. Кроме того, Орлов был малого ростаи слабого сложения, и к тому же истощен долгим содержанием под судом. Комуслучалось встречать когда-нибудь подсудимых арестантов, тот, вероятно,надолго запомнил их изможденные, худые и бледные лица, лихорадочныевзгляды. Несмотря на то, Орлов быстро поправлялся. Очевидно, внутренняя,душевная его энергия сильно помогала натуре. Действительно, это был человекне совсем обыкновенный. Из любопытства я познакомился с ним ближе и целуюнеделю изучал его. Положительно могу сказать, что никогда в жизни я невстречал более сильного, более железного характером человека, как он. Явидел уже раз, в Тобольске, одну знаменитость в таком же роде, одногобывшего атамана разбойников. Тот был дикий зверь вполне, и вы, стоя возленего и еще не зная его имени, уже инстинктом предчувствовали, что подле васнаходится страшное существо. Но в том ужасало меня духовное отупение. Плотьдо того брала верх над всеми его душевными свойствами, что вы с первоговзгляда по лицу его видели, что тут осталась только одна дикая жаждателесных наслаждений, сладострастия, плотоугодия. Я уверен, что Коренев имя того разбойника - даже упал бы духом и трепетал бы от страха переднаказанием, несмотря на то, что способен был резать даже не поморщившись

Совершенно противоположен ему был Орлов. Это была наяву полная победа надплотью. Видно было, что этот человек мог повелевать собою безгранично,презирал всякие муки и наказания и не боялся ничего на свете. В нем вывидели одну бесконечную энергию, жажду деятельности, жажду мщения, жаждудостичь предположенной цели. Между прочим, я поражен был его страннымвысокомерием. Он на все смотрел как-то до невероятности свысока, но вовсене усиливаясь подняться на ходули, а так, как-то натурально. Я думаю, небыло существа в мире, которое бы могло подействовать на него однимавторитетом. На все он смотрел как-то неожиданно спокойно, как будто небыло ничего на свете, что бы могло удивить его. И хотя он вполне понимал,что другие арестанты смотрят на него уважительно, но нисколько не рисовалсяперед ними. А между тем тщеславие и заносчивость свойственны почти всемарестантам без исключения. Был он очень неглуп и как-то странно откровенен,хотя отнюдь не болтлив. На вопросы мои он прямо отвечал мне, что ждетвыздоровления, чтоб поскорей выходить остальное наказание, и что он боялсясначала, перед наказанием, что не перенесет его. "Но теперь, - прибавил он,подмигнув мне глазом, - дело кончено. Выхожу остальное число ударов, итотчас же отправят с партией в Нерчинск, а я-то с дороги бегу! Непременнобегу! Вот только б скорее спина зажила!" И все эти пять дней он с жадностьюждал, когда можно будет проситься на выписку. В ожидании же он был иногдаочень смешлив и весел. Я пробовал с ним заговорить об его похождениях. Оннемного хмурился при этих расспросах, но отвечал всегда откровенно. Когдаже понял, что я добираюсь до его совести и добиваюсь в нем хотькакого-нибудь раскаяния, то взглянул на меня до того презрительно ивысокомерно, как будто я вдруг стал в его глазах каким-то маленьким,глупеньким мальчиком, с которым нельзя и рассуждать, как с большим. Дажечто-то вроде жалости ко мне изобразилось в лице его. Через минуту онрасхохотался надо мной самым простодушным смехом, без всякой иронии, и, яуверен, оставшись один и вспоминая мои слова, может быть, несколько раз онпринимался про себя смеяться. Наконец, он выписался еще с не совсемподжившей спиной; я тоже пошел в этот раз на выписку, и из госпиталя намслучилось возвращаться вместе: мне в острог, а ему в кордегардию подленашего острога, где он содержался и прежде. Прощаясь, он пожал мне руку, ис его стороны это был знак высокой доверенности. Я думаю, он сделал этопотому, что был очень доволен собой и настоящей минутой. В сущности, он немог не презирать меня и непременно должен был глядеть на меня как насущество покоряющееся, слабое, жалкое и во всех отношениях перед нимнизшее. Назавтра же его вывели к вторичному наказанию..

Когда заперли нашу казарму, она вдруг приняла какой-то особенный вид вид настоящего жилища, домашнего очага. Только теперь я мог видетьарестантов, моих товарищей, вполне как дома. Днем унтер-офицеры, караульныеи вообще начальство могут во всякую минуту прибыть в острог, а потому всеобитатели острога как-то и держат себя иначе, как будто не вполнеуспокоившись, как будто поминутно ожидая чего-то, в какой-то тревоге. Нотолько заперли казарму, все тотчас же спокойно разместились, каждый насвоем месте, и почти каждый принялся за какое-нибудь рукоделье. Казармавдруг осветилась. Каждый держал свою свечу и свой подсвечник, большеючастью деревянный. Кто засел тачать сапоги, кто шить какую-нибудь одежу

Мефитический воздух казармы усиливался с часу на час. Кучка гуляк засела вуголку на корточках перед разостланным ковром за карты. Почти в каждойказарме был такой арестант, который держал у себя аршинный худенькийковрик, свечку и до невероятности засаленные, жирные карты. Все это вместеназывалось: майдан. Содержатель получал плату с играющих, копеек пятнадцатьза ночь; тем он и промышлял. Игроки играли обыкновенно в три листа, в горкуи проч. Все игры были азартные. Каждый играющий высыпал перед собою кучумедных денег - все, что у него было в кармане, и вставал с корточек, толькопроигравшись в пух или обыграв товарищей. Игра кончалась поздно ночью, аиногда длилась до рассвета, до самой той минуты, как отворялась казарма. Внашей комнате, так же как и во всех других казармах острога, всегда бывалинищие, байгуши, проигравшиеся и пропившиеся или так просто, от природы,нищие. Я говорю "от природы" и особенно напираю на это выражение

Действительно, везде в народе нашем, при какой бы то ни было обстановке,