Школьная библиотека

заклинавшие меня о чем-то, грозившие чем-то, -- я на них мало обращалвнимания; впрочем, помню одного дурака, особенно надоедливого, в желтомшелку, под красным зонтиком; он сидел верхом на муле, природная унылостькоторого усугублялась присутствием крупных ледяных сосулек под глазами,образовавшихся из замерзших слез.

Я видел с большой высоты темную болотную котловину, всю дрожащую отигры бесчисленных родников, что напоминало ночной небосклон с рассыпаннымипо нему звездами, -- да так и называлась она: Звездная Степь.....

Весной 1915-го года, вместо того, чтобы собраться в Лешино, что всегдаказалось столь же естественным и незыблемым, как чередование месяцев вкалендаре, поехали на лето в крымское имение -- на берегу моря, между Ялтойи Алупкой. На покатых полянках райски-зеленого сада Федор, страдальческискалясь (тряслись от счастья руки), ловил южных бабочек; но не там, средимиртов, мушмулы и магнолий, а гораздо выше, в горах, между скал Ай-Петри ина волнистой Яйле, водились настоящие крымские редкости: не раз за это летос ним поднимался боровыми тропками отец, чтобы с улыбкой снисхождения кевропейскому пустяку показывать ему сатира, недавно описанного Кузнецовым,перелетавшего с камня на камень у самого того места, где какой-то скверныйсмельчак на крутой скале вырезал свое имя.....

голову. "Нет, -- сказала невеста, -- а вот возьми этот мешочек -- он,видишь, едва больше наперстка, да и наполни его". Царевич, рассмеявшись ("Иодна, -- говорит, -- не войдет), бросил туда монету, бросил другую, третью,а там и все бывшие при нем. Весьма озадаченный, пошел он к своему отцу. Всесокровища собрав, всг в мешочек побросав, хан опустошил казну, ухо приложилко дну, накидал еще вдвойне, -- только звякает на дне. Призвали старуху:"Это, -- говорит, -- человеческий глаз, хотящий вместить всг на свете", -взяла щепотку земли да и разом мешочек наполнила.....

очень интересно. Только в том случае, если ты представляешь себе, что ончитает твою книгу, и ему неприятно, и тебе совестно, только тогда, брось,брось, конечно. Но я знаю, что этого не может быть, знаю, что он сказал бытебе: молодец. Мало того, я убеждена, что эту книгу ты всг-таки когда-нибудьнапишешь".

Внешним толчком к прекращению работы послужил для ФедораКонстантиновича переезд на другую квартиру. К чести его хозяйки следуетсказать, что она долго, два года, терпела его. Но когда ей представиласьвозможность получить с апреля жилицу идеальную, -- пожилую барышню, встающуюв половине восьмого, сидящую в конторе до шести, ужинающую у своей сестры иложащуюся спать в десять, -- фрау Стобой попросила Федора Константиновичаподыскать себе в течение месяца другой кров.....

Случалось ли тебе, читатель, испытывать тонкую грусть расставания снелюбимой обителью? Не разрывается сердце, как при прощании с предметами,милыми нам. Увлажненный взор не блуждает округ, удерживая слезу, точно желалбы в ней унести дрожащий отсвет покидаемого места; но в лучшем уголку душимы чувствуем жалость к вещам, которых собой не оживили, едва замечали, и вотпокидаем навеки. Этот мертвый уже инвентарь не воскреснет потом в памяти: непойдет вслед за нами постель, неся самое себя; отражение в зеркальном шкалуне восстанет из своего гроба; один только вид в окне ненадолго пребудет, каквделанная в крест выцветшая фотография аккуратно подстриженного, немигающего, господина в крахмальном воротничке.....

он издал бы сборник, то непременно назвал бы его "Сердечные Шумы"), я ужетогда соорудил себе -- грубую и бедную -- мастерскую слов. При подбореприлагательных, я уже знал, что такие, как "таинственный" или "задумчивый"просто и удобно заполняют зияющее, жаждущее петь, пространство от цезуры доконечного слова; что опять-таки, под это конечное слово можно взятьдополнительное прилагательное, короткое, двусложное, так чтоб получилось,скажем, "таинственный и нежный", -- звуковая формула, являющаяся, кстатисказать, настоящим бедствием в рассуждении русской (да и французской)поэзии; я знал, что сподручных прилагательных амфибрахического образца (т

е.....

можно было тронуть носком ноги, если вытянуть ее из-под солдатского одеяла,а выкинутой вбок рукой можно было коснуться шкапа у левой стены (который,кстати сказать, иногда вдруг, без всякой причины, раскрывался с толковымвидом простака-актера, вышедшего не в свое время на сцену). На столе стоялалешинская фотография, пузырек с чернилами, лампа под молочным стеклом,блюдечко со следами варенья; лежали "Красная Новь", "Современные Записки" исборничек стихов Кончеева "Сообщение", только-что вышедший. На коврике укушетки-постели валялась вчерашняя газета и зарубежное издание "МертвыхДуш".....

Спеша на следующую пытку, Федор Константинович вышел с ним вместе, итот, сопровождая его до угла, попытался даром добрать еще несколькоанглийских выражений, но Федор Константинович, сухо веселясь, перешел нарусскую речь. Они расстались на перекрестке. Это был ветреный и растрепанныйперекресток, не совсем доросший до ранга площади, хотя тут была и кирка, исквер, и угловая аптека, и уборная среди туй, и даже треугольный островок скиоском, у которого лакомились молоком трамвайные кондуктора. Множествоулиц, расходившихся во все стороны, выскакивавших из-за углов и огибавшихупомянутые места молитвы и прохлаждения, превращало перекресток в одну изтех схематических картинок, на которых, в назидание начинающимавтомобилистам, изображены все городские стихии, все возможности ихстолкновения.....

немедленно при встрече приступавшего к чему-то вроде притчи, к отвлеченномуи длинному анекдоту из прошлого, оказывавшемуся лишь предисловием к забавнойсплетне об общем знакомом. Едва Федор Константинович развязался с ним, какзавидел двух других литераторов, добродушно-мрачного москвича, осанкой иобликом несколько напоминавшего Наполеона островного периода, исатирического поэта из "Газеты", тщедушного, беззлобно остроумного человека,с тихим хриплым голоском. Эти двое, как и предыдущий, неизменно попадались вданном районе, которым пользовались для неторопливых прогулок, богатыхвстречами, так что получалось, как если бы тут, на этой немецкой улице,блуждал призрак русского бульвара, или даже наоборот: улица в России,несколько прохлаждающихся жителей и бледные тени бесчисленных инородцев,мелькавшие промеж них, как привычное и едва заметное наваждение.....

последовательной находчивости, из которой, в шахматном смысле, складываетсяистина. Соображая варианты, так и этак исключая громоздкости построения,кляксы и бельма подспорных пешек, борясь с побочными решениями, он добивалсякрайней точности выражения, крайней экономии гармонических сил. Если бы онне был уверен (как бывал уверен и при литературном творчестве), чтовоплощение замысла уже существует в некоем другом мире, из которого он егопереводил в этот, то сложная и длительная работа на доске была быневыносимой обузой для разума, допускающего, наряду с возможностьювоплощения, возможность его невозможности.....