Школьная библиотека

переводится на экзотическое наречие, я был переведен на солнце. Тощий,зябкий, зимний Федор Годунов-Чердынцев был теперь от меня так же отдален,как, если бы я сослал его в Якутскую область. Тот был бледным снимком сменя, а этот, летний, был его бронзовым, преувеличенным подобием

Собственное же мое я, то, которое писало книги, любило слова, цвета, игрумысли, Россию, шоколад, Зину, -- как-то разошлось и растворилось, силойсвета сначала опрозраченное, затем приобщенное ко всему мрению летнего леса,с его атласистой хвоей и райски-зелеными листьями, с его муравьями,ползущими по преображенному, разноцветнейшему сукну пледа, с его птицами,запахами, горячим дыханием крапивы, плотским душком нагретой травы, с егонебесной синевой, где высоко-высоко гремел самолет, как бы подернутый синейпылью, синей сущностью тверди: он был синеват, как влажна рыба в воде.....

"Читал, -- ответил Федор Константинович, следя за маленькойгусеницей-землемером, проверявшей сколько дюймов на скамье между ним исоседом. -- Очень даже читал. Я сначала хотел вам написать благодарственноеписьмо, -- знаете, с трогательной ссылкой на незаслуженность и так далее, -но потом подумал, что это внесло бы нестерпимый человеческий душок в областьсвободного мнения. И потом, -- если я что-нибудь хорошо сочинил, то я долженблагодарить не вас, а себя, точно так же, как вы дожны благодарить не меня,а себя за понимание этого хорошего, -- правда? Если же мы начнем друг другукланяться, то, как только один из нас перестанет, другой обидится и уйдетнадутым".....

пожалуй. Может быть, с философской или музыкальной прожилкой. Где теперьЯшин приятель? Вряд ли сюда заглядывает).

"Halb fu:nf ungefa:hr", -- добавил он на вопрос Федора Константиновичаи, забрав свою трость, покинул скамейку. Его темная, сутулая фигураудалилась по тенистой тропе. (Может быть, поэт? Ведь есть же в Германиипоэты. Плохенькие, местные, -- но всг-таки, не мясники. Или только гарнир кмясу?).

Ему было лень возвращаться на другой берег вплавь; он побрел подорожке, огибающей озеро с северной стороны.....

"...Значит, остаетесь сиротой (продолжал он, принимаясь за итальянскийсалат и необыкновенно грязно его пожирая). Не думаю, что наша ЗинаидаОскаровна будет особенно холить вас. Ась, принцесса?".

"...Да, так-то, дорогой, меняется судьба человечья, печенка овечья

Думал ли я, что вдруг улыбнется счастье, -- тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить

Еще этой зимой ведь прикидывал: зубы на полку али продать МарианнуНиколаевну на слом?... Полтора года, как-никак, прожили с вами вместе, душа-- извините за выражение -- в душу, а завтра расстанемся, -- вероятно,навсегда.....

ромбах света: внутри шла ночная служба, и спешила подняться по ступенькамтраурная старушка, с ваткой под седель цем очков. Он нашел свою улицу, но уее начала столб с нарисованной рукой в перчатке с раструбом указывал, чтонадо проникать в нее с другого конца, где почтамт, так как с этого сваленыфлаги для завтрашних торжеств. Но он боялся потерять ее во время обхода, а ктому же почтамт -- это будет потом, -- если только матери уже не отправленателеграмма. Он перелез через доски, ящики, куклу гренадера в буклях, иувидел знакомый дом, и там рабочие уже протянули от порога через панелькрасную полоску ковра, как бывало перед особняком на Набережной в бальнуюночь.....

-- и опять через двести лет, самолюбивый неудачник отведет душу на мечтающихо довольстве простаках (если только не будет моего мира, где каждый сам посебе, и нет равенства, и нет властей, -- впрочем, если не хотите, не надо,мне решительно всг равно).

Потсдамская площадь, всегда искалеченная городскими работами (о, старыеоткрытки с нее, где всг так просторно, отрада извозчиков, подолы дам вкушачках, метущие пыль, -- но те же жирные цветочницы). Псевдо-парижскийпошиб Унтер-ден-Линдена. Узость торговых улиц за ним. Мост, баржа и чайки

Мертвые глаза старых гостиниц второго, третьего, сотого разряда.....

Чарский оказался тоже маклером неподходящим, а во-вторых, потому что яненавижу заниматься переводами на немецкий, -- так что опять сорвалось

Тогда-то, наконец, после этой неудачи, судьба решила бить наверняка, т. е

прямо вселить меня в квартиру, где ты живешь, и для этого в посредники онавыбрала уже не первого попавшегося, а человека, не только мне симпатичного,но энергично взявшегося за дело и не давшего мне увильнуть. В последнююминуту, правда, случился затор, чуть не погубивший всего: второпях -- илипоскупившись -- судьба не потратилась на твое присутствие во время моегопервого посещения; я же, понимаешь, когда пять минут поговорил с твоимвотчимом, собственно по небрежности выпущенным из клетки, и через его плечоувидел ничем не привлекательную комнату, решил ее не снимать, -- и тогда, изкрайних средств, как последний отчаянный маневр, судьба, не могшаянемедленно мне показать тебя, показала мне твое бальное голубоватое платьена стуле, -- и, странно, сам не понимаю почему, но маневр удался,представляю себе, как судьба вздохнула".....

Сергей Ильин, перевод * Глава первая *1

Пожилой пассажир, сидевший у одного из северных окон неумолимо мчавшеговагона, рядом с пустым сиденьем и лицом к двум другим, тоже пустым, былникто иной, как профессор Тимофей Пнин. Идеально лысый, загорелый и чистовыбритый, он казался, поначалу, довольно внушительным -- обширное коричневоечело, очки в черепаховой оправе (скрывающие младенческое отсутствие бровей),обезьянье надгубье, толстая шея и торс силача в тесноватом твидовом пиджаке,-- впрочем, осмотр завершался своего рода разочарованием: журавлиныминожками (в эту минуту обтянутыми фланелью и перекрещенными) с хрупкими навид, почти что женскими ступнями.....

Все это, впрочем, не меняет того обстоятельства, что Пнин ошибсяпоездом.

Как следует нам диагностировать этот прискорбный случай? Пнин, этостоит подчеркнуть особо, вовсе не был типичным образчиком благонамереннойнемецкой пошлости прошлого века, der zerstreute Professor1. Напротив, онбыл, возможно, чересчур осторожен, слишком усерден в выискивании дьявольскихловушек, слишком бдителен, ибо опасался, что окружающий беспорядок(непредсказуемая Америка!) подтолкнет его к совершению какого-нибудьдурацкого промаха.....

Что оставалось делать нашему бедному другу? Ужасное положение! Онглянул через улицу. Автобус только что подкатил. Лекция даст ему пятьдесятдобавочных долларов. Его рука вспорхнула к правой стороне груди. Слава Богу,она здесь! Очень хорошо! Он не наденет черного костюма -- вот и все! Онприхватит его он на обратном пути. В свое время он терял, бросал, вообщелишался куда более ценных вещей. Энергично, почти беззаботно Пнин взобралсяв автобус.

На этой новой стадии своего путешествия, он проехал всего лишьнесколько городских кварталов, когда разум его посетило ужасное подозрение

С того самого времени, как он расстался с саквояжем, его левый указательныйпалец попеременно с внутренним краем правого локтя проверял присутствиебесценного груза во внутреннем кармане пиджака.....