Школьная библиотека

нее себе онучек, потому что чулок не греет. Это немцы выдумали, чтобыпобольше себе денег забирать (Петрович любил при случае кольнуть немцев); ашинель уж, видно, вам придется новую делать

При слове "новую" у Акакия Акакиевича затуманило в глазах, и все, чтони было в комнате, так и пошло пред ним путаться. Он видел ясно одноготолько генерала с заклеенным бумажкой лицом, находившегося на крышкеПетровичевой табакерки

- Как же новую? - сказал он, все еще как будто находясь во сне, - ведьу мепя и денег на это нет

- Да, новую, - сказал с варварским спокойствием Петрович

- Ну, а если бы пришлось новую, как бы она того.....

думали еще за полгода прежде и редкий месяц не заходили в лавки применятьсяк ценам; зато сам Петрович сказал, что лучше сукна и не бывает. Наподкладку выбрали коленкору, но такого добротного и плотного, который, пословам Петровича, был еще лучше шелку и даже на вид казистей и глянцевитей

Куницы не купили, потому что была, точно, дорога; а вместо ее выбраликошку, лучшую, какая только нашлась в лавке, кошку, которую издали можнобыло всегда принять за куницу. Петрович провозился за шинелью всего двенедели, потому что много было стеганья, а иначе она была бы готова раньше

За работу Петрович взял двенадцать рублей - меньше никак нельзя было: всебыло решительно шито на шелку, двойным мелким швом, и по всякому швуПетрович потом проходил собственными зубами, вытесняя ими разные фигуры

Это было.....

тому месту, где перерезывалась улица бесконечною площадью с едва видными надругой стороне ее домами, которая глядела страшною пустынею

Вдали, бог знает где, мелькал огонек в какой-то будке, котораяказалась стоявшею на краю света. Веселость Акакия Акакиевича как-то здесьзначительно уменьшилась. Он вступил на площадь не без какой-то невольнойбоязни, точно как будто сердце его предчувствовало что-то недоброе. Оноглянулся назад и по сторонам: точное море вокруг него. "Нет, лучше и неглядеть", - подумал и шел, закрыв глаза, и когда открыл их, чтобы узнать,близко ли конец площади, увидел вдруг, что перед ним стоят почти передносом какие-то люди с усами, какие именно, уж этого он не мог дажеразличить.....

обер-полицмейстером или другим кем и отыскал шинель. Генералу, неизвестнопочему, показалось такое обхождение фамильярным

- Что вы, милостивый государь, - продолжал он отрывисто, - не знаетепорядка? куда вы зашли? не знаете, как водятся дела? Об этом вы должны былипрежде подать просьбу в канцелярию; она пошла бы к столоначальнику, кначальнику отделения, потом передана была бы секретарю, а секретарьдоставил бы ее уже мне..

- Но, ваше превосходительство, - сказал Акакий Акакиевич, стараясьсобрать всю небольшую горсть присутствия духа, какая только в нем была, ичувствуя в то же время, что он вспотел ужасным образом, - я вашепревосходительство осмелился утрудить потому, что секретари того.....

ему расположение к разным экстренностям, а именно: он решил не ехать ещедомой, а заехать к одной знакомой даме, Каролине Ивановне, даме, кажется,немецкого происхождения, к которой он чувствовал совершенно приятельскиеотношения. Надобно сказать, что значительное лицо был уже человекнемолодой, хороший супруг, почтенный отец семейства. Два сына, из которыходин служил уже в канцелярии, и миловидная шестнадцатилетняя дочь снесколько выгнутым, но хорошеньким носиком приходили всякий день целоватьего руку, приговаривая: "bonjour, papa". Супруга его, еще женщина свежая идаже ничуть не дурная, давала ему прежде поцеловать свою руку и потом,переворотивши ее на другую сторону, целовала его руку.....

Рассеянно пробегая глазами газетный лист, я встретил фамилию - Коновалови, заинтересованный ею, прочитал следующее:

"Вчера ночью, в 3-й камере местного тюремного замка, повесился наотдушине печи мещанин города Мурома Александр Иванович Коновалов, 40 лет

Самоубийца был арестован в Пскове за бродяжничество и пересылался этапнымпорядком на родину. По отзыву тюремного начальства, это был человек всегдатихий, молчаливый и задумчивый. Причиной, побудившей Коновалова ксамоубийству, как заключил тюремный доктор, следует считать меланхолию".....

разогорчена, потому что ты свинья - уехал, со мной не простился. Но все женичего я от тебя, кроме хорошего, не видела: ты был один еще первый такой, ия про это не забуду. Нельзя ли постараться, Саша, о моей выключке. Тебедевицы говорили, что я убегу от тебя, если буду выключена; но это все вздори чистая неправда. Если бы ты только сжалился надо мной, то я после выключкистала бы с тобой, как собака твоя. Тебе ведь легко это сделать, а мне оченьтрудно. Когда ты был у меня, я плакала, что принуждена так жить, хотя я тебеэтого не сказала. До свиданья.....

совестливее. А я очень простой... Женщины это хорошо во мне понимают видят, что не обижу, не насмеюсь над ней. Женщина - она согрешит и ничеготак не боится, как смеха, издевки над ней. Они стыдливее против нас. Мы своевозьмем и хоть на базар пойдем рассказывать, хвастаться станем - вот, мол,как мы одну дуру провели!.. А женщине некуда идти, ей греха в удаль никто неставит. Они, брат, даже самые потерянные, и те стыда больше нас имеют.

Я слушал его и думал: "Неужели этот человек верен сам себе, говоря всеэти не подобающие ему речи?"

А он, задумчиво уставив на меня свои детски ясные глаза, все болееудивлял меня своими речами.....

Как бы это сказать? Этакой искорки в душе нет... силы, что ли? Ну, нет вомне одной штуки - и все тут! Понял? Вот я живу и эту штуку ищу и тоскую поней, а что она такое есть - это мне неизвестно...

Он, держась рукой за голову, смотрел на меня, и на лице его отразиласьработа мысли, ищущей для себя формы.

- Ну, и что же дальше? - допытывался я.

- Дальше?.. Не могу я тебе рассказать... Но думаю так, что ежели быкакой-нибудь сочинитель присмотрелся ко мне,- мог бы он объяснить мне моюжизнь, а? Ты как думаешь?

Я думал, что и сам в состоянии объяснить ему его жизнь, и сразу жепринялся за это, на мой взгляд, легкое и ясное дело.....

Разину. Казалось, что какие-то узы крови, неразрывные, не остывшие за тристолетия, до сей поры связывают этого босяка со Стенькой и босяк со всейсилой живого, крепкого тела, со всей страстью тоскующего без "точки" духачувствует боль и гнев пойманного триста лет тому назад вольного сокола.

- Да читай, Христа ради!

Я читал, возбужденный и взволнованный, чувствуя, как бьется мое сердце, ивместе с Коноваловым переживая Стенькину тоску. И вот мы дошли до пыток.

Коновалов скрипел зубами, и его голубые глаза сверкали, как угли.....