Школьная библиотека

выдержки, не было строгого напускного вида собственного достоинства,которым заражена была вся каторга до педантства, - одним словом, за то, чтоон был, по их же выражению, "бесполезный" человек. Однако на веселых не навсех сердились и не всех так третировали, как Скуратова и других емуподобных. Кто как с собой позволял обходиться: человек добродушный и беззатей тотчас же подвергался унижению. Это меня даже поразило. Но были и извеселых, которые умели и любили огрызнуться и спуску никому не давали: техпринуждены были уважать. Тут же, в этой же кучке людей, был один из такихзубастых, а в сущности развеселый и премилейший человек, но которого с этойстороны я узнал уже после, видный и рослый парень, с большой бородавкой нащеке и с прекомическим выражением лица, впрочем довольно красивого исметливого.....

которые, к удивлению моему, выламывались теперь совершенно целые инепопорченные. Дело кипело. Все вдруг как-то замечательно поумнели. Нилишних слов, ни ругани, всяк знал, что сказать, что сделать, куда стать,что посоветовать. Ровно за полчаса до барабана заданный урок был окончен, иарестанты пошли домой, усталые, но совершенно довольные, хоть и выиграливсего-то каких-нибудь полчаса против указанного времени. Но относительноменя я заметил одну особенность: куда бы я не приткнулся им помогать вовремя работы, везде я был не у места, везде мешал, везде меня чуть не сбранью отгоняли прочь

Какой-нибудь последний оборвыш, который и сам-то был самым плохимработником и не смел пикнуть перед другими каторжниками, побойчее его ипотолковее, и тот считал вправе крикнуть на меня и прогнать меня, если ястановился подле него, под тем предлогом, что я ему мешаю.....

будто на два года и совершенно уверен, что и в пятьдесят пять лет по выходеиз острога он будет такой же молодец, как и теперь, в тридцать пять

"Поживем еще!" - думает он и упрямо гонит от себя все сомнения и прочиедосадные мысли. Даже сосланные без срока, особого отделения, и терассчитывали иногда, что вот нет-нет, а вдруг придет из Питера: "Переслатьв Нерчинск, в рудники, и назначить сроки". Тогда славно: во-первых, вНерчинск чуть не полгода идти, а в партии идти против острога куды лучше! Апотом кончить в Нерчинске срок и тогда... И ведь так рассчитывает инойседой человек!

В Тобольске видел я прикованных к стене.....

пристальный, с оттенком смелости и некоторой насмешки, но глядел он как-товдаль, через предмет; как будто из-за предмета, бывшего перед его носом, онстарался рассмотреть какой-то другой, подальше. Это придавало емурассеянный вид. Я нарочно смотрел иногда: куда пойдет от меня Петров? Гдеэто его так ждут? Но от меня он торопливо отправлялся куда-нибудь в казармуили в кухню, садился там подле кого-нибудь из разговаривающих, слушалвнимательно, иногда и сам вступал в разговор даже очень горячо, а потомвдруг как-то оборвет и замолчит. Но говорил ли он, сидел ли молча, авсе-таки видно было, что он так только, мимоходом, что где-то там есть делои там его ждут.....

жизнь, пока не найдут себе дела вполне по желанию; тут уж им и голованипочем. Удивлялся я иногда, как это такой человек, который зарезал своегоначальника за побои, так беспрекословно ложится у нас под розги. Его иногдаи секли, когда он попадался с вином. Как и все каторжные без ремесла, ониногда пускался проносить вино. Но он и под розги ложился как будто ссобственного согласия, то есть как будто сознавал, что за дело; в противномслучае ни за что бы не лег, хоть убей. Дивился я на него тоже, когда он,несмотря на видимую ко мне привязанность, обкрадывал меня.....

- Это когда же, давно было? - спросил Кобылин

- А вот горох поспеет - другой год пойдет. Ну, как пришли в К-в - ипосадили меня туда на малое время в острог. Смотрю: сидят со мной человекдвенадцать, все хохлов, высокие, здоровые, дюжие, точно быки. Да смирныетакие: еда плохая, вертит ими ихний майор, как его милости завгодно (Лучканарочно перековеркал слово). Сижу день, сижу другой; вижу - трус народ

"Что ж вы, говорю, такому дураку поблажаете?" - "А поди-кась сам с нимпоговори! " - даже ухмыляются на меня. Молчу я

- И пресмешной же тут был один хохол, братцы, - прибавил он вдруг,бросая Кобылина и обращаясь ко всем вообще.....

- Балясина, как есть!

- На чердаке нездорово, - заметил Лучка, точно раскаиваясь, что могзаговорить с таким человеком

- Умом, значит, решен, - скрепил Вася

Лучка хоть и убил шесть человек, но в остроге его никогда и никто небоялся, несмотря на то что, может быть, он душевно желал прослыть страшнымчеловеком..

IX

ИСАЙ ФОМИЧ. БАНЯ. РАССКАЗ БАКЛУШИНА

Наступал праздник рождества Христова. Арестанты ожидали его с какою-тоторжественностью, и, глядя на них, я тоже стал ожидать чего-тонеобыкновенного.....

евреев, от мала до велика, переходя через Чермное море, и что каждому евреюзаповедано петь этот мотив в минуту торжества и победы над врагами

Накануне каждой субботы, в пятницу вечером, в нашу казарму нарочноходили из других казарм посмотреть, как Исай Фомич будет справлять свойшабаш. Исай Фомич был до того невинно хвастлив и тщеславен, что это общеелюбопытство доставляло ему тоже удовольствие. Он с педантскою и выделанноюважностью накрывал в уголку свой крошечный столик, развертывал книгу,зажигал две свечки и, бормоча какие-то сокровенные слова, начиналоблачаться в свою ризу (рижу, как он выговаривал).....

водой и мылом; они только страшно парятся и потом обливаются холодной водой- вот и вся баня. Веников пятьдесят на полке подымалось и опускалось разом;все хлестались до опьянения. Пару поддавали поминутно. Это был уж не жар;это было пекло. Все это орало и гоготало, при звуке ста цепей, волочившихсяпо полу... Иные, желая пройти, запутывались в чужих цепях и сами задевалипо головам сидевших ниже, падали, ругались и увлекали за собой задетых

Грязь лилась со всех сторон. Все были в каком-то опьянелом, в каком-товозбужденном состоянии духа; раздавались визги и крики.....

Ну, проходит этак день, другой, третий. С Луизой не вижусь. А меж темуслыхал от одной кумы (старая была, тоже прачка, к которой Луиза иногдахаживала), что немец про нашу любовь знает, потому-то и решил поскорейсвататься. А то бы еще года два подождал. С Луизы будто бы он клятву взял,что она меня знать не будет; и что будто он их, и тетку и Луизу, покуда ещев черном теле держит; что, мол, дескать, еще и раздумает, а что совсем-тоеще и теперь не решился. Сказала она мне тоже, что послезавтра, ввоскресенье, он их обеих утром на кофе звал и что будет еще одинродственник, старик, прежде был купец, а теперь бедный-пребедный, где-то вподвале надсмотрщиком служит.....