Школьная библиотека

(Записки покойника)

Текст печатается по изданию: М и х а и л Б у л г а к о в, Избранная проза, М., ИХЛ, 1966, с исправлениями по рукописи

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предупреждаю читателя, что к сочинению этих записок я неимею никакого отношения и достались они мне при весьма странныхи печальных обстоятельствах.

Как раз в день самоубийства Сергея Леонтьевича Максудова,которое произошло в Киеве весною прошлого года, я получилпосланную самоубийцей заблаговременно толстейшую бандероль иписьмо.

В бандероли оказались эти записки, а письмо былоудивительного содержания:

Сергей Леонтьевич заявлял, что уходя из жизни, он даритмне свои записки с тем, чтобы я, единственный его друг,выправил их, подписал своим именем и выпустил в свет.....

растрепанные на полу в углу? Почему на окне стояли весы с чашками?Почему Ильчин ждал меня в этой комнате, а не, скажем, в соседнемзале, в котором в отдалении смутно, в сумерках грозы, рисовалсярояль?

И под воркотню грома Ксаверий Борисович сказалзловеще:

- Я прочитал ваш роман.

Я вздрогнул.

Дело в том ..

Глава 2. ПРИСТУП НЕВРАСТЕНИИДело в том, что, служа в скромной должности читальщика в"Пароходстве", я эту свою должность ненавидел и по ночам, иногда доутренней зари, писал у себя в мансарде роман.

Он зародился однажды ночью, когда я проснулся после грустногосна.....

- В тебе есть что-то несимпатичное, поверь мне! Уж ты мнеповерь. Но я тебя люблю. Люблю, хоть тут меня убейте! Лукав он,шельма! С подковыркой человек!.. А? Что? Вы обратили внимание наглаву четвертую? Что он говорил героине? То-то!..

- Во-первых, что это за такие слова, - начал было я, испытываямучения от его фамильярности.

- Ты меня прежде поцелуй, - кричал пожилой литератор, - нехочешь? Вот и видно сразу, какой ты товарищ! Нет, брат, не простой тычеловек!

- Конечно, не простой! - поддержала его вторая разведеннаяжена.

- Во-первых.....

- Войдите!

Дверь распахнулась, и я окоченел на полу от ужаса. Это былон, вне всяких сомнений. В сумраке в высоте надо мною оказалось лицос властным носом и разметанными бровями. Тени играли, и мнепомерещилось, что под квадратным подбородком торчит острие чернойбороды. Берет был заломлен лихо на ухо. Пера, правда, небыло.

Короче говоря, передо мною стоял Мефистофель. Тут яразглядел, что он в пальто и блестящих глубоких калошах, а под мышкоюдержит портфель. "Это естественно, - помыслил я, - не может он в иномвиде пройти по Москве в двадцатом веке".....

хрустящих денежных бумажки, тетради мои положил в портфель, и его нестало в комнате.

Я не спал всю ночь, ходил по комнате, смотрел бумажки насвет, пил холодный чай и представлял себе прилавки книжных магазинов

Множество народу входило в магазин, спрашивало книжку журнала. Вдомах сидели под лампами люди, читали книжку, некоторыевслух.

Боже мой! Как это глупо, как это глупо! Но я был тогдасравнительно молод, не следует смеяться надо мною

Глава 5. НЕОБЫКНОВЕННЫЕ СОБЫТИЯУкрасть не трудно. На место положить - вот в чем штука.....

мне. (За вексельною бумагою куда-то бегали, причем я дожидался, сидяна каких-то ящиках, распространявших сильнейший запах сапожной кожи.)Мне очень польстило, что у меня векселя.

Дальше размыло в памяти месяца два. Помню только, что я уРудольфи возмущался тем, что он послал меня к такому, как Рвацкий,что не может быть издатель с мутными глазами и рубиновой булавкой

Помню также, как екнуло мое сердце, когда Рудольфи сказал: "Апокажите-ка векселя", - и как оно стало на место, когда он сказалсквозь зубы: "Все в порядке". Кроме того, никогда не забуду, как яприехал получать по первому из этих векселей.....

искры; зеленые свежие огурцы порождали глуповато-веселые мысли окаких-то пикниках, почему-то о славе и прочем. Тут же меняпознакомили с известнейшим автором Лесосековым и сТунским - новеллистом. Дам было мало, но все жебыли.

Ликоспастов был тише воды, ниже травы, и тут же как-то яощутил, что, пожалуй, он будет рангом пониже прочих, что с начинающимдаже русокудрым Лесосековым его уже сравнивать нельзя, не говоря уже,конечно, об Агап>енове или ИзмаилеАлександровиче.

Ликоспастов пробрался ко мне, мыпоздоровались.

- Ну, что ж, - вздохнув почему-то, сказалЛикоспастов, - поздравляю.....

столе. Василий Петрович пил коньяк. Видел я спящего Баклажанова вкресле. Накурено было крепко. И как-то почувствовалось, что пора,собственно, и отправиться домой.

И совершенно неожиданно у меня произошел разговор сАгап>еновым. Я заметил, что, как только дело пошло к трем часам ночи,он стал проявлять признаки какого-тобеспокойства. И коес кем начинал о чем-то заговаривать, причем, сколько я понимаю, втумане и дыму получал твердые отказы. Я, погрузившись в кресло уписьменного стола, пил кофе, не понимая, почему мне щемило душу ипочему Париж вдруг представился каким-то скучным, так что даже ипобывать в нем вдруг перестало хотеться.....

Съездив еще раз в "Бюро", я убедился, что никакого бюро тамуже нет, а есть кафе со столиками, покрытымиклеенкой.

Нет, вы объясните мне, куда девались несколько сот книжек?Где они?

Такого загадочного случая, как с этим романом и Рудольфи,никогда в моей жизни не было

Глава 7

Самым разумным в таких странных обстоятельствах представлялосьпросто все это забыть и перестать думать о Рудольфи, и обисчезновении вместе с ним и номера журнала. Я так ипоступил.

Однако это не избавляло меня от жестокой необходимости житьдальше.....

и тоскливая и злобная гармоника, а к гармонике присоединяются исердитые и печальные голоса и ноют, ноют. О нет, это не под полом!Зачем же гаснет комнатка, зачем на страницах наступает зимняя ночьнад Днепром, зачем выступают лошадиные морды, а над ними лица людей впапахах. И вижу я острые шашки, и слышу я душу терзающийсвист.

Вон бежит, задыхаясь, человечек. Сквозь табачный дым я слежуза ним, я напрягаю зрение и вижу: сверкнуло сзади человека, выстрел,он, охнув, падает навзничь, как будто острым ножом его спередиударили в сердце. Он неподвижно лежит, и от головы растекается чернаялужица.....