Школьная библиотека

называют, "господскую" деятельность. И они не допускают, чтобы господавыходили из определившейся в их понятии рамки

- Может быть; но ведь это такое удовольствие, какого я в жизнь свою неиспытывал. И дурного ведь ничего нет. Не правда ли? - отвечал Левин. Что же делать, если им не нравится. А впрочем, я думаю, что ничего. А? - Вообще, - продолжал Сергей Иванович, - ты, как я вижу, доволен своимднем

- Очень доволен. Мы скосили весь луг. И с каким стариком я там подружился! Это ты не можешь себе представить, что за прелесть! - Ну, так доволен своим днем.....

ответ мужа на свои жалобы о деревенских неустройствах. Он писал ей, прося прощения в том, что не обдумал всего, и обещал приехать при первойвозможности. Возможность эта не представилась, и до начала июня ДарьяАлександровна жила одна в деревне

Петровками, в воскресенье, Дарья Александровна ездила к обедне причащать всех своих детей. Дарья Александровна в своих задушевных, философских разговорах с сестрой, матерью, друзьями очень часто удивляла их своим вольнодумством относительно религии. У ней была своя странная религияметемпсихозы, в которую она твердо верила, мало заботясь о догматахцеркви.....

- Да, он пишет, что вы переехали, и думает, что вы позволите мне помочь вам чем-нибудь, - сказал Левин и, сказав это, вдруг смутился и,прервав речь, молча продолжал идти подле линейки, срывая липовые побегии перекусывая их. Он смутился вследствие предположения, что Дарье Александровне будет неприятна помощь стороннего человека в том деле, котороедолжно было быть сделано ее мужем. Дарье Александровне действительно ненравилась эта манера Степана Аркадьича навязывать свои семейные дела чужим. И она тотчас же поняла, что Левин понимает это. За эту-то тонкостьпонимания, за эту деликатность и любила Левина Дарья Александровна

- Я понял, разумеется, - сказал Левин, - что это только значит то, чтовы хотите меня видеть, и очень рад.....

мне; я думаю, что вы ошибаетесь. Но, прав я или неправ, эта гордость,которую вы так презираете, делает то, что для меня всякая мысль о Катерине Александровне невозможна, - вы понимаете, совершенно невозможна

- Я только одно еще скажу: вы понимаете, что я говорю о сестре, которую я люблю, как своих детей. Я не говорю, чтоб она любила вас, но ятолько хотела сказать, что ее отказ в ту минуту ничего не доказывает

- Я не знаю! - вскакивая, сказал Левин. - Если бы вы знали, как выбольно мне делаете! Все равно, как у вас бы умер ребенок, а вам бы говорили: а вот он был бы такой, такой, и мог бы жить, и вы бы на него радовались.....

веселья надвигалась на него. Туча надвинулась, захватила его, и копна,на которой он лежал, и другие копны и воза и весь луг с дальним полем все заходило и заколыхалось под размеры этой дикой развеселой песни свскриками, присвистами и °каньями. Левину завидно стало за это здоровоевеселье, хотелось принять участие в выражении этой радости жизни. Но онничего не мог сделать и должен был лежать и смотреть и слушать. Когданарод с песнью скрылся из вида и слуха, тяжелое чувство тоски за своеодиночество, за свою телесную праздность, за свою враждебность к этомумиру охватило Левина

Некоторые из тех самых мужиков, которые больше всех с ним спорили засено, те, которых он обидел, или те, которые хотели обмануть его, этисамые мужики весело кланялись ему и, очевидно, не имели и не могли иметьк нему никакого зла или никакого не только раскаяния, но и воспоминанияо том, что они хотели обмануть его.....

для меня..." Все, что постигнет ее и сына, к которому, точно так же как и к ней,переменились его чувства, - перестало занимать его. Одно, что занималоего теперь, это был вопрос о том, как наилучшим, наиприличнейшим, удобнейшим для себя и потому справедливейшим образом отряхнуться от той грязи, которою она забрызгала его в своем падении, и продолжать идти посвоему пути деятельной, честной и полезной жизни

"Я не могу быть несчастлив оттого, что презренная женщина сделалапреступление; я только должен найти наилучший выход из того тяжелого положения, в которое она ставит меня.....

В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного стола, на котором уже были зажжены вперед вошедшимкамердинером шесть свечей, потрещал пальцами и сел, разбирая письменныепринадлежности. Положив локти на стол, он склонил набок голову, подумалс минуту и начал писать, ни одной секунды не останавливаясь. Он писалбез обращения к ней и по-французски, употребляя местоимение "вы", неимеющее того характера холодности, который оно имеет на русском языке

"При последнем разговоре нашем я выразил вам мое намерение сообщить своерешение относительно предмета этого разговора.....

вечером, вдруг представилось ей теперь не только не уясненным, но безвыходным. Ей стало страшно за позор, о котором она прежде и не думала

Когда она только думала о том, что сделает ее муж, ей приходили самыестрашные мысли. Ей приходило в голову, что сейчас приедет управляющийвыгонять ее из дома, что позор ее будет объявлен всему миру. Она спрашивала себя, куда она поедет, - когда ее выгонят из дома, и не находилаответа

Когда она думала о Вронском, ей представлялось, что он не любит ее,что он уже начинает тяготиться ею, что она не может предложить ему себя,и чувствовала враждебность к нему за это.....

ассигнаций выпала из него. Она высвободила письмо и стала читать с конца. "Я сделал приготовления для переезда, я приписываю значение исполнению моей просьбы", - прочла она.Она пробежала дальше, назад, прочла всеи еще раз прочла письмо все сначала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое страшное несчастие,какого она не ожидала

Она раскаивалась утром в том, что' она сказала мужу, и желала толькоодного, чтоб эти слова были как бы не сказаны. И вот письмо это признавало слова несказанными и давало ей то, чего она желала.....

- Нет, я вас не пущу ни за что, - отвечала Бетси, внимательно вглядываясь в лицо Анны. - Право, я бы обиделась, если бы не любила вас. Точновы боитесь,что мое общество может компрометировать вас. Пожалуйста, намчаю в маленькую гостиную, - сказала она, как всегда прищуривая глаза приобращении к лакею. Взяв от него записку, она прочла ее. - Алексей сделалнам ложный прыжок, - сказала она по-французски, - он пишет что не можетбыть, - прибавила она таким естественным, простым тоном, как будто ейникогда и не могло приходить в голову, чтобы Вронский имел для Анны какое-нибудь другое значение, как игрока в крокет

Анна знала, что Бетси все знает, но, слушая, как она при ней говорилао Вронском, она всегда убеждалась на минуту, что она ничего не знает

- А! - равнодушно сказала Анна, как бы мало интересуясь этим, и продолжала улыбаясь: - Как может ваше общество компрометировать кого-нибудь? - Эта игра словами, это скрывание тайны, как и для всех женщин,имело большую прелесть для Анны.....